– Для того, чтобы пропагандировать любовь. Чтобы касаться тех душ, которые мучаются тактильным голодом…
– Избавь меня от метафор, – беззаботно бросает девушка.
– Но, пожалуйста. У нас всё получится! Обещаю! – заклинает Чмо.
– Ты не можешь такого обещать, – останавливает его скептик.
– Согласен. Но позволь заручиться твоей поддержкой? – предпринимает последнюю попытку.
– Только чтобы ты отстал. И чтобы разработал чёткий последовательный план действий, – уступает Фитоняша, и Чмо крепко стискивает её в своих объятиях.
Фитоняша вздрагивает и замирает с распахнутыми глазами. Уже давно её не обнимали парни, и ей в диковинку мужская ласка. Хочется огородиться от неё, отвергнуть, оттолкнуть Чмо, но он отлепляется сам, победно растягивая губы.
Боль скребётся в дверь. Боль ссыт на матрас. Боль прогуливается по бумажной палитре и оставляет по полу цветные отпечатки лап. Боль орёт, требуя еды. Боль не оставляет его, преследует по пятам.
Гот устаёт, но наливает в одноразовую тарелку молока. Пусть Боль попьёт. Глядишь – и заткнётся. Но Боль не затыкается, а продолжает выносить мозг. Жаль, обои не поскрести – их нет. Гот уже жалеет, что завёл Боль. С ней столько мороки. Ни минуты покоя. Тем не менее он пытается её «охмурить».
– На какую кнопку нажать, чтобы ты зафырчала? Где погладить? Где почесать? – гадает неопытный хозяин.
Боль охотно сворачивается у него на коленях. Гот не видел ничего милее того, как Боль складывает лапки. Гот гладит шёлковую тьму её шерсти. Боль чёрная, словно дельфин. Самая страшная тюрьма России называется «Чёрный дельфин».
Боль трётся щекой о каждую картину. Помечает территорию запахом. Теперь каждая вещь в этой комнате общая. Боль учит Гота делиться и не шевелиться по ночам, чтобы не потревожить её чуткого кошачьего сна.
Когда Гот рисует, она умно сидит рядом. Таращится в пустоту. Неизвестно, о чём думает. Жутко становится. Иногда Гот и сам так сидит. Безмолвно и абстрагировано.
Кисточка волочит за собой густо-красный цвет. Порезы параллельны бледно-синим выпуклым венам. Сверху подписано «Я занималась вандализмом, и меня не стало». Никогда ещё Гот не рисовал плакаты, и поэтому сейчас чувствует себя не в своей палитре. Гот не знает, как избавиться от ощущения, что он предаёт собственные принципы.
В другой раз Гот изображает две фигуры, которые плюют друг в друга ядовито-зелёными брызгами ругательств. Сверху выверено: «Мы занимались вандализмом и расстались навсегда».
