Гот присаживается на облупленную доску, висящую на цепях. Утыкает носки ботинок в вытоптанный кратер, толкается. Снова чешет крыс. Одна из них проткнута лунной запятой цвета клея ПВА. Другая рваная, как джинсы. Душа Гота напоминает джинсы. Гот готов закричать, но спокойствие городского вечера требует тишины. Гот мёрзнет, и его руки становятся цвета крысиных лапок. Гот зажимает рукава кардигана между ладонями и пальцами, но лапки не согреваются. Гот поднимается и шаркает к подъезду.
В квартире с повышенной эхолокацией правит безмолвие. Фитоняша теребит измученный клитор, Чмо царапает бумагу, будто она чешется. Гот ложится отдохнуть, но воспоминания настойчиво теребят его уставшие мозги. Гот поворачивается к «Аватарке», и его слегка отпускает. Теперь можно опустить ресницы, похожие на крысиные усики, и почти заснуть.
После того как Чмо справляется с разочарованием, он на время откладывает стихотворную мозаику и просто позволяет себе расслабиться без всякой генерации идей. Взглянуть на происходящее со сторонки. Ничего интересного. Просто кучка творческих беспризорников болтают ножками над пропастью пустоты. Они так, уважаемые никто. Потроха Бога в окружении Адамовых рёбер. Но всё-таки Бог состряпал их и отправил на Землю метким щелбаном под зад. Он создал их так же, как Чмо создаёт стихи.
Следовательно, Чмо тоже является Богом для своих стишат. Он такой же творец. И любая его поделка пусть и не идеальна, но единственна в своём роде. Чмо из ничего рождает образы. Как и Гот. Как и Фитоняша. Только средства их отличаются, но это неважная деталька. Вся штучка в том, что они демиурги. Они Боги. Они Богема.
Чмо подскакивает к Матвейке и шепчет ему в ушко:
– Представляешь? Мы Боги! Мы самые натуральные Боги! И наши картинки, стихи, скульптурки, танцульки ничем не отличаются от Евы и Адама! Разве что они не умеют грешить. Они – наши рёбра. Наши впечатления и переживания. Наш опыт. Наши чувства и эмоции.
Чмо немного думает, а потом снова утыкается в бежевую шёрстку:
– Но если Бога соотносить с Богемой, то и его творения нужно приравнивать к искусству. Это ведь элементарная пропорция! – восклицает он. – Понимаешь? Люди – произведения искусства! – Чмо впервые говорит ту фразу, которая подарит ему несколько дырок в живот.
Чмо хватается за бумажку, мятую, словно вытащенную из попы, и принимается писать. Он задумывает целый трактат с броским заголовком вроде «Люди как искусство» или:
