– Хах. Какой меткий каламбур, – горько усмехается Гот.
– Что же мне делать? – хлопает ресницами кудрявый мальчик.
– Жить. Или помирать, – крайне конструктивно отвечает Гот.
Фитоняша имеет личный иконостас, но нетрудно догадаться, чьи образа висят вместо Божией Матери с младенцем на руках. Фитоняша основополагает собственное религиозное течение. Она поклоняется своей возлюбленной. Целует её, прикасается лбом. Перед ней она исповедуется и молится. Размышляет о жизни вообще.
– Родная! Когда у твоего парня много любовниц, то каждая ночь, проведённая с ним в одной постели, превращается в интерсекс. Получается соотношение одного тела с другим. А мне не нужны эти оскорбительные сравнения. Интимные соревнования. Напрасные старания. Всё равно не переплюнуть обученных стриптизёрш и шлюх, усваивающих искусство минета. Но знаешь, – улыбается сквозь слёзы (светлая улыбка), – мне больше не больно. Я самодостаточна и сильна. Мне ни к чему лживые подонки. Потому что у меня есть ты.
После выговора девушка делает несколько простых связок, дабы развеяться, разгрузить мозги. Освободить сознание. Фитоняша включает песню Франсуазы Арди «Traume». Она перекликается с её душевным состоянием, и руки, чуть согнутые в локтях, поднимаются вверх, и шея вращает голову, и движения её воздушны, как тревога.
Следующую неделю Гот работает над двумя полотнами. Первая картина называется «Тест Люшера», потому что в ней принимают участие всего двенадцать цветов: серый там, малиновый, синий. Зелёный. Коричневый. Красный. Жёлтый и чёрный есть.
Вторая, не менее концептуальная вещь, представляет собой автопортрет и носит название «Аватарка». Да, рот его разинут. Ничего удивительного. Проходите мимо.
Гот каждый вечер прогуливается под фонарями, бросающими по-медовому густо-жёлтый свет. Крошит ботинками сухие листья. Топчет сырую морду асфальта. Трогает глазами тучи, похожие на стаи крыс. Гладит их против шерсти.
Делает это он после того, как кончает раздавать листовки с рекламой уникального конца света. Лучшего. Неповторимого. Этот скромный бизнес приносит им то, на что можно обзавестись канцелярией, провизией. Конечно, иногда приходится загибаться, но им нравится нищенствовать. Нравится подражать японцам. Богатая жизнь навеивает скуку. Как писал Шекспир, избыток вкуса убивает вкус. Им нравится бардак. Нравится одиночество. Социальный вакуум. Отрезанность. Не то чтобы их аскетизм намерен, но они не стремятся от него избавиться.
