Неохотно оторвавшись от губ Эулин, заглянул в чуть замутненные глаза. Дал возможность остановиться, если она того захочет. К его восторгу и облегчению, девушка сама потянулась навстречу и приникла к губам.
Уже более властно и уверенно, не желая отпускать больше никогда, Натан привлек ее к себе и углубил поцелуй. Их действия становились все более порывистыми, страстными, будто чувства, наконец, сорвались с поводка и подавили последние доводы рассудка.
Ни с одной женщиной Натан не ощущал того, что испытывал теперь. В каком бы ни был состоянии раньше, настолько не терял контроля над собой. Сейчас же разум и воля отключились напрочь!
Осталось лишь желание. Всепоглощающее, сметающее все на своем пути.
Эта девушка, плавящаяся в его руках и так пылко отвечающая, сводила с ума. Каждый ее стон, каждое движение еще больше подливали масла в огонь. Натан даже не был уверен, что смог бы теперь остановиться. Его звериная и человеческая ипостаси слились воедино, превращая происходящее в какое-то первобытное таинство.
Что-то происходило в нем в этот момент, отчего жизненная энергия внутри бурлила, почти выплескивалась за пределы тела.
Эйфория. Дикий восторг. Сила. Казалось, в этот момент для него не было ничего невозможного!
Только теперь он до конца осознал, что имели в виду сородичи, когда говорили, что близость с истинной не сравнится ни с чем. Он и правда становился сильнее, могущественнее, как будто выпил снадобье, увеличивающее и так немалые возможности алкаров.
Такие зелья их воины пили перед важными сражениями, когда требовалось превзойти самих себя. Но если после того, как временный прилив сил уходил, наступало опустошение, и алкара потом сутки качало от слабости, то сейчас все было по-иному. Близость с истинной давала схожий эффект, но не имела побочных последствий.
Но Натан сейчас даже не думал об этом. Как и о том, сколько продлится ощущение мощи и эйфории. Он способен был думать лишь о находящейся в его объятиях девушке. Уже полностью обнаженной, такой маленькой и хрупкой по сравнению с ним самим.
Натан даже в упоении страстью инстинктивно опасался причинить ей вред, потому старался сдерживать напор, пусть это и было трудно. Уложив на постель, покрывал поцелуями каждую клеточку нежного, так возбуждающе пахнущего тела. Изучал его с не меньшим интересом, чем Питер какой-нибудь диковинный артефакт.
Нащупав особенно чувствительные точки, радовался, словно важному открытию, и доводил до исступления извивающуюся и стонущую под ним девушку. Несколько раз заставлял достигнуть кульминации, сам сдерживаясь и не получая разрядки. Для него было важно, чтобы ночь с ним запомнилась, заставила ее желать повторения.
