— Можно, — улыбаясь, произносит он, от чего я выдыхаю с невероятным облегчением. — Но не нужно. Кстати, правильно фамилия звучит Цебер. Не перепутайте. Ты будешь проходить практику у меня, — кажется, мое сердце точно пропустило удары. Но я определенно жива. — Ну все, малыши, все по коням. Иди за мной, — подталкивает меня легонько под поясницу.
На ватных ногах иду к двери и, только выйдя из ординаторской, понимаю, что не смогу. Тупо не смогу остаться с ним наедине. Он мне отомстит по всем фронтам! Встала как вкопанная, подняв на него голову.
— Чего стоим?
— Я не могу.
— Что не можешь?
— То не могу, — каким-то кряхтящим голосом произнесла я.
— Не напрягайся так. Я тебе дам слабительное, если не можешь.
— Не смешно.
— Конечно, не смешно. Запор — вообще серьезная вещь. Давай, давай, живее передвигай ножками. Хотя, это проблематично на таких каблуках, — вновь подталкивает меня под поясницу.
Ровняется со мной, и мы идем почти параллельно друг к другу. Проходим около сестринского поста и через несколько мгновений оказываемся у его кабинета. Он открывает дверь, пропуская меня внутрь, а у меня ступор. Впиваюсь взглядом в его бейджик: Лукьянов Богдан Владимирович.
— Я долго буду ждать пока ты соизволишь войти внутрь?
— Долго.
— Да чего ты боишься? Не съем я тебя, ты не в моем вкусе. Я помясистее люблю. Только попробую, — поднимаю взгляд на его лицо. — Надкушу.
— Мама…
— Мама? — переспрашивает он.
— Мама.
— Мама? — приподнимает бровь, не скрывая улыбки. — Что с ней?
— У меня… больная мама, — Господи, что я несу?!
— Чем болеет? — настойчиво подталкивает меня внутрь кабинета.
— Чем только не болеет.
— Тяжело?
— Да.
— Так чем? — не унимается он, присаживаясь за рабочий стол.
— Последствия…. болезни Лайма.
— Необратимые изменения головного мозга?
— Полу…обратимые.
— Ясно. Садись, — переводит взгляд на маленький диван напротив стола. — А папа?
— Что папа?
— Болеет?
— Да. Есть немного.
— А у него что?
— Тоже болезнь Лайма, но последствий меньше, — говорю, как заведенная, усаживаясь на диван. Вот меня, судя по произнесенному мной бреду, точно клещ укусил.
— Как их так обоих сразу?
— Грибы пошли собирать.
— Грибники значит?
— Да.
— А ты?
— Тоже, грибница, — киваю, наблюдая за тем, как он открывает ежедневник.
— Думаю, правильно все же грибник. Как и врач. Не имеет пола. Ничего не хочешь мне сказать, Анна? — переводит на меня взгляд.
— Анна, которая ударила вас в пах, скомпрометировала перед женой или девушкой точно ничего не хочет сказать, но мне за нее придется говорить.
