«Что он так сердится? – думал я, пребывая в коматозном состоянии избиваемого. – Может, посадил пшеницу на собственном поле, и на бабушкином ему сажать нечего?»
Несмотря на то, что дом Высокого Папы находился на отшибе, толпа собралась с первым же ударом, будто тело мое – гонг – призывало к хлебу и зрелищам. Одни просили прикурить, другие посмеивались и ставили на победу Высокого Папы. В деревне любили делать ставки. Например, кто раньше помрет.
Я подумал, что в толпе непременно стоит Алиса. Попытался сосредоточиться. Пару раз я представил, как перекатываюсь на живот и, опираясь локтями о землю, пытаюсь подняться. Я видел себя на четвереньках, праздновал победу, но вскоре понимал, что все еще лежу на земле.
Члены моего тела обмякли, опомниться я был не в состоянии. Единственное, что мог – это оставить попытки и перенести мысли с Алисы на Лизетт, которая тоже могла стоять в толпе. Лизетт должна была понять, почему я лежу, почему мне не встать. Лизетт не стала бы осуждать меня.
Сквозь шум в ушах я распознал тяжелый хрип. Сначала мне показалось, что так дышит Высокий Папа, но потом я понял, что так дышим мы оба. Соперник устал от физической нагрузки, а я с трудом получал воздух через окровавленный, измазанный в грязи рот.
Папа устал. Удары постепенно затихли, как и все надежды на восстановление в деревне моей репутации.
Я поднялся, сплюнул кровь и пошел домой собирать чемодан. Или только представил, что делаю это?
Я очнулся, когда стемнело. Лежал у колодца и не мог сообразить, почему мокрый и вонючий. Какое-то животное, не менее мокрое и вонючее, тыкалось носом мне в лицо.
Я сделал усилие и отполз: надо мной стояла соседская коза Зойка. Стояла в той позе, в какой кони благоговейно оплакивают поверженных в бою героев. Это ли не показатель моих успехов?! Русских героев оплакивают кони, а надо мной стояла соседская коза Зойка.
Я приподнялся и встал. Вероятно, меня перенесли сюда, чтобы привести в чувство. Но в колодце была простая вода, не живая и не мертвая.
В деревне Шахматная меня незаслуженно били больше раз, чем заслуженно в городе Санкт-Петербург.
– А разве бывает так, что бьют заслуженно? – спросила Алиса, которая обнаружилась на лавочке для ведер.
Я молчал.
– Пойдемте, – строго сказала Алиса, – я есть хочу. И уже давно, между прочим.
Поднялась и направилась к моему дому. Я, покачиваясь, поплелся следом.
– Вы должны соседке.
– Какой? – тупо спросил я.
