Поле ему не досталось, но зерно Сан Саныч похитил. Возможно, посадит. Только где? На собственном участке? Успеет ли? А главный вопрос – получится ли у него такое же вкусное пиво, как у бабушки? Будет ли оно напоминать мне по вкусу мед, который получал с ульев любимый дед, Кролику – персики, которые его отец привозил из поездок, а Чудику – что-то давно забытое из детства?
Я снова взялся за дневник.
«Лизаветин жених вернулся. Она ходит мрачнее тучи, говорит, лучше бы там остался. Что-то с ним приключилось. На днях встретила его у колодца, попросил, чтобы я Лизавете кого-нибудь другого в женихи насоветовала».
«Пока спала, Пашка вынес мои старые галоши с налипшей грязью и носками внутри. В другой раз саблю заморскую стащил. Ее внучок с собой из города привез. Если, говорит, объявится, где она и у кого, ты выкупи и пришли, баба, по почте. Дурной какой, разве же оружие по почте пересылают. Почтальон меня на смех поднимет. Скажет, может, еще танк переслать. Я бы попросила. На танке удобнее поле вспахивать, чем на полудохлом коне Данилыча. Внучок расстроился, что саблю украли, ему там в городе от разбойников отбиваться нечем. Этот меч, он мне так серьезно говорит, помогает сохранять стойкость духа. Больших, наверное, денег стоит. Я на рынке спрашивала, никто не знает, где купить. Говорят, лучше ружье. Но ружье по почте тоже не отправишь, так что куплю баранок».
Я читал, а сам думал о пшенице, Высоком Папе и коне Данилыча. И тут меня снова озарило. Конь и телега, скорее всего, нужны были Сан Санычу, чтобы вывезти мешки с семенами. А когда выяснилось, что мешков в бабушкином амбаре нет, Сан Санычу пришла в голову другая идея. Обвинить меня в воровстве.
«Лизаветин жених ходит вокруг меня кругами, думает, секреты ему выдам. Приходит с утра, спрашивает: «Тетя Антония, помочь чем?» Я ему, сходи воды натаскай. Он сходит, натаскает. Печку мне растопил, дрова порубил. Сходил мне тут и в лавку, когда спину прихватило, и на почту – письма внуку отнес. Может, и забор со временем починит. Сделает, а потом смотрит на меня заискивающе. А я ничего. Ему знать не положено. Думаю, наверняка, оставишь его в доме одного, все разнюхает. Так я его дома одного не оставляю. Лизавета с ним не разговаривает. Почему, не объясняет. Сказала лишь, что изменился. Зазнался, что ли? Так чего бы ему? Из университета выгнали, на работу не взяли. Ходит теперь, мается, глаза всем мозолит».
«Неужто Кролик? – подумал я. – Лиза и Кролик?»
