Он понял, что ушел слишком далеко от дома и сил идти обратно сквозь ледяной ветер и темноту уже не осталось. Начался дождь со снегом, заныла нога. Повезло, что быстро подошел трамвай. Такие современные трамваи он не очень любил. Они появлялись беззвучно, походили на сердитых гусениц и были наполнены слишком скользкими деревянными сиденьями. Он не стал садиться, не хотелось всю дорогу контролировать распределение веса по сиденью. Поручень доверительно передал ему тепло предыдущей руки. Незаметно для своего хозяина елка вдруг погладила его по щеке оттаявшей веточкой. Вот почему такой ледяной ветер – уже почти Рождество. Сразу захотелось мандаринов, точнее запаха счастливого дома, закупоренного в их гладкую кожуру.
Он стоял за водителем и смотрел вперед. В огромное лобовое стекло звездами неслись снежинки, трамвай бесшумно плыл сквозь них навстречу замку на горе. Кабина со всеми этими лампочками и кнопками была похожа на пульт управления звездолетом. Ему захотелось с кем-нибудь этим поделиться, но никто ни на что не обращал внимания. Детей не было, а все взрослые уткнулись в телефоны или изнанку век. Но тут же очнулись, когда трамвай не смог отъехать от очередной остановки.
Трамваи встали по всему городу. Они не могли подключиться своими усиками к обледеневшим проводам. Поднимали и опускали рожки, но все без толку. Люди вытекли из них и недовольно пошли к метро. Он тоже пошел, подобрав по дороге несколько зонтиков.
Дома он с тихим удовольствием вспомнил, что была пятница. Он придумал особый ритуал, чтобы этот вечер отличался от других. По пятницам перед сном он менял постельное белье, принимал очень горячий душ, второй за день, и надевал чистую пижаму. В такие ночи лучше спалось, к мягким берегам свежих наволочек прибивались многосерийные сны. В сегодняшнем он вымыл пол и открыл окно нараспашку. Комната из темного трюма превратилась в палубу. Весенний ветер сушил мокрые доски. Дом, разрезая облака, кораблем летел над цветущим городом. Солнце уже начало садиться, но было еще полно сил и теплых лучей. Волосы мешали лицу, серебрились в глазах, но было лень на них отвлекаться. Занавески колыхались, пахло шишками и свободой. Он снял с неба розовое облако с золотым подбоем и опустил в чай. Размешал, попробовал, добавил еще одно небольшое – сиреневое. Размеренное тиканье часов стало звуком капель в подземной пещере, в которую вдруг превратилась комната. Пещера была огромная, как готический костел, и пахла холодным камнем туманной улицы. Откуда-то доносился кашель, сухой, как лай далекой собаки. Стало одиноко, одеяло сползло, от окна волной пришел ледяной воздух.
