К тому моменту, когда Рома обратил внимание на Аню, она уже приподнялась с подушек и, прищуривая глаза, ловила каждое его слово.
– … я это все я к тому, что и тебе нужно бы почаще представлять себя в шкуре других людей.
– Звучит кровожадно! – она захихикала, но не прошло и секунды, как серьезность вновь завладела ею, – но для этого, наверное, требуется много фантазии… у меня ее столько нет.
– Не столько фантазия, сколько мудрость и проницательность. Я уже два года прошу тебя поделиться со мною этими качествами, а ты все никак не хочешь; у тебя ведь не убудет, а мне бы это точно не помешало.
Аня залезла под бок к Роме и обняла его руку.
– А вот и ракушки едут…
– Сам ты ракушка! – оборвала его Аня вновь жизнерадостным голоском, – это устрицы.
– Ракушки они и есть ракушки.
Три официанта приближались к столику: один нес шампанское в ведерке со льдом, другой катил столик с железным колпаком; для чего нужен был третий, который только и делал, что держал на руке полотенце – ни Аня, ни Рома так и не поняли. В бокалах зашипело шампанское, а из-под колпака вылезла ваза с морепродуктами, с большими-большими устрицами.
– Попробуй сделать то, о чем я говорил.
– Что именно?
– Влезть в шкуру официанта.
Последние слова Ромы были громкими, по крайней мере, так показалось Ане. Брови ее подпрыгнули, и она стукнула его каблуком под столом.
Хоть Рома и подпортил общее впечатление о блюде своими дурацкими сравнениями, мидии оказались верхом кулинарного искусства. После ресторана они еще несколько часов гуляли по улицам, и только когда горизонт пустил белую полоску средь бирюзовой дымки, Аня с Ромой пришли в свою новую, всюду заставленную чемоданами квартиру.
Они опустились на кровать, укрылись ватным одеялом.
– Я спать хочу, – сказал Рома, заплетаясь языком от усталости. – Я спать хочу. Конечно же, я люблю тебя больше жизни.
И он, такой сильный и большой, скрутившись комочком, сладко прижался к ее плечу. «Какая же она милая, родная…» – промелькнуло в его голове.
Через минуту Рома засопел, хотя Аня еще долго не могла уснуть. Она с затаенным дыханием прислушивалась, как что-то нежное, возбужденное, крепкое, ранее небывалое чувство распускается в ее душе. Губы ее сложились в особенную улыбку. Она вдохнула полной грудью и, поцеловав в волосы, сильно-сильно обняла его голову.
За окном пылал рассвет. Заря поползла по стенам, усыпала предметы нежным блеском, исполосовала комнату тенями от занавески и легла на одеяло. Так они встречали свою новую, взрослую и… и такую светлую жизнь!
