, накроют – не отмоешься. Ей казалось забавным, что хваленый капитализм в любом локальном проекте, большом или малом, выглядел значительно более сумбурным и легковесным, чем солидные, рубленые из гранита планы и протоколы социализма. Разница была в отношении к результатам, от которых “здесь” реально зависел успех предприятий и частных лиц, а “там” не зависело ничего.
Главным, однако, были не ее бизнес наблюдения, а то странное волнующее чувство, которое она испытывала в обществе президента Юджина. Он, несомненно, был другим. Узкая, почти фанатическая заостренность “гениев”, Ричарда и ее Сая, на своих задачах, которым они отдавали душу и время, зачастую пренебрегая всеми нормальными человеческими проблемами, Юджину была не присуща: он был всеяден. Всеядность эта отнюдь не была эквивалентна поверхностности. Напротив, поражала легкость, с которой президент ЮРС вникал в существо проблем, чего бы они ни касались. Иногда казалось, что сосредоточься он на одном выбранном направлении, успех мог бы быть молниеносным; в действительности же, ничего подобного не происходило: решения по-прежнему поступали от “гениев” (а иногда и от Димки Гольдмана), хотя замечания президента в большинстве случаев оказывались толковыми и эффективными. Поразительной была разносторонность его натуры. Майе представлялось, что он знал и умел все, быть может, не на высоком профессиональном уровне, но в большинстве случаев выходящем за пределы хобби. Кроме чисто технических вопросов, от физики и математики до виртуозного программирования, Юджин удивлял ее необыкновенной погруженностью в мир музыки и поэзии, где он странным образом пребывал параллельно с его основной деятельностью. Часто к случаю и, как правило, удачно, он цитировал что-нибудь из “”Евгения Онегина”, роман, который он обожал и знал наизусть.
Случалось, что пролетая мимо погруженной в компьютер Майи, он, вместо тривиальных комплиментов по поводу одежды и внешности (к которым она давно привыкла), произносил какой-нибудь нестандартный стишок или поэтическую фразу, заставляя молодую женщину розоветь и улыбаться своему начальнику. Однажды, приостановившись у ее стола, Юджин произнес любимую ей тоже строчку Лорки: “А ночью на край долины увел он жену чужую… .”, и так ласково не нее посмотрел, что по всему телу Майи прошла приятная дрожь. Позже она думала, что влюбилась в Юджина именно тогда. Что касается самого президента, то его романтическая приверженность к новой помощнице вполне отчетливо просматривалась с самого начала ее трудовой деятельности.
