Изобретательность российских эмигрантов в этом вопросе была неисчерпаемой. Долго со смехом вспоминал Димка одного из своих приятелей по ранней стадии “исхода”, некоего Мишу Плетнера. Этот вполне ухоженный ленинградец, сын большого советского начальника, приехав в Калифорнию, как положено, “беженцем” (доверчивые иммиграционные службы не подозревали, как мало оснований для этого почетного статуса имел Миша и подобные ему искатели счастья) и оформив на себя и свою семью все возможные в таких случаях довольно увесистые пособия, не проявил ни малейшей спешки в вопросах освоения языка и поиска работы. В качестве идеологической платформы своего подхода Миша использовал мысль (гениальную в своей абсурдности) о том, что работая в “совке” на оборону, он и его папаша держали Америку в напряжении, побуждая ее (Америку) развивать передовые технологии и, вообще, промышленность, увеличивая таким образом благосостояние всей страны. Поэтому, считал Плетнер, безлимитная и длительная финансовая поддержка должна считаться святой обязанностью капиталистической державы, очевидно, обязанной его семье своим процветанием и могуществом. “Это надо же придумать такую ересь?”, думал про себя Димка, слушая разглагольствования приятеля. К счастью для справедливости полученные семьей Плетнера блага довольно скоро съежились, побудив сначала его жену (женщины часто выручали первыми), а потом и его самого, все-таки начать трудовую деятельность. Об этом Гольдман узнал уже от общих знакомых, контакт с философическим беженцем у тому времени давно прекратился.
Директора ЮРС придерживались иной концепции, за что они дополнительно нравились Димке, влюбленному в солнечную страну Калифорнию. Юджин, правда, частенько скрипел по поводу тупости местных контракторов, а Саймон матерился, получая неработающие нужным образом материалы и компоненты, но уверенность в том, что все может быть выправлено, доведено до ума – пусть не сразу, не с первой попытки – была, и это придавало смысл тому, что они делали. К большому огорчению ребят убедительные результаты, подтверждающие идею Сая, пока не просматривались, и это было тревожно. Тем более, что добытые Юджином фонды на первый этап разработки стремительно исчезали в карманах жадных и ненасытных контракторов. Надо было также платить “своим”. Все это создавало предпосылки для “брожения умов” и атмосферу постепенно нарастающего раздражения директоров. Димка, доктор Гольдман, был обеспокоен: эйфория исчезала на глазах.
