– А-а-а! убью!.. – прокричал он весь, трусясь и содрогаясь, с широко открытыми и выпученными глазами.
Митька от такой неожиданности испугался и побелел, словно увидел привидение, стал пятиться назад и, запнувшись об кирпич, бухнулся назад, на свою пятую точку. Сашка смотрел на своего поверженного противника и, вспомнив свою разбитую голову, что есть силы, размахнулся находящейся в руке палкой, грозясь нанести ею страшный и сокрушительный удар. Он, даже показывая решимость, зажмурил глаза; зажмурилась и закрыла лицо ладонями и Наташа; зажмурился и Митя. И здесь произошло, то чего никто не ожидал: ни Сашка, ни Наташа, ни даже сам Митя – он заплакал. У Мити сдали нервы и он выставив вперед свои руки, как бы защищаясь от ожидаемого удара, заплакал и запричитал:
– Не надо Саш!.. Я больше не буду!.. Пожалуйста, не бей меня!
Сашка растерявшись, еще немного поколебался: в его глазах сначала вспыхнул гнев, потом недоверие, потом снова гнев и даже какое-то подобие злорадства, в итоге, в его взгляде, промелькнуло что-то напоминающее жалость и сострадание к поверженному врагу. Увидев бежавших на крик парубков, он швырнул доску на встречу им, и подбежав к подоконнику,– запрыгнул на него, а потом спрыгнул вниз. Ребята подбежали к окну:
– Эх! Ушёл! – раздались голоса. Несколько человек швырнули камни в заросли клена и сирени, напротив окна, туда, где мгновения назад скрылся, немного прихрамывая, Сашка.
Эх ты казак! – смеялись ребята, обступив Митьку.
– Гляньте пацаны, он там случайно не обделался? – смеялся Женька.
А Митька не знал, куда и глаз деть, боясь посмотреть в глаза товарищам, словно страшась прочитать в них себе приговор. Лишь раз, мельком, он взглянул на Наташу, которая смеялась вместе со всеми, и ему показалось, что в них, – в этих самых красивых и замечательных для него глазах на всем белом свете, – он прочел то, что боялся прочитать в глазах своих сотоварищей: «Трус!» – говорили они, и это был самый страшный приговор, который он мог себе даже представить. И если бы люди действительно имели возможность проваливаться от стыда в нужный момент под землю, то он ни на секунду не сомневаясь, с радостью воспользовался этой возможностью.
После всего происшедшего, Митя разнервничавшись и испереживавшись, вдоволь натерпевшись насмешек от сверстников и для того чтобы хоть как-то сгладить неприятное впечатление, уже не смог или попросту не захотел отказаться от протянутой бутылки пива. Через два-три часа, он уже изрядно охмелевший, заливший свой стыд и позор алкоголем, оставил своих старых знакомых ровно на том самом месте, где встретил их, возвращаясь из монастыря и нетвердой, шатающейся походкой отправился домой.
