– И что же вы? – мрачно спросил Константин, в глазах которого заметно потух азарт, – передумали женить своего сына на моей дочери?
– Я этого не говорил.
Певичка взяла слишком высокую для своего голоса ноту, от которой потрескались бы стены, будь они тоньше. За окном засвистел ветер, хотя суровой зимы в этих краях почти никогда не бывало. На нервах князь Циклаури схватился за свой стакан и осушил его двумя-тремя глотками. Абалаев наблюдал за ним с осуждением.
– Раз уж мы заговорили начистоту, – продолжил Сосоевич и, забыв о приличиях, вытер рот рукавом, – то мы с вами в одной лодке. Для человека, у которого выбор также невелик, вы слишком придирчивы.
– Неужели? – вскинул брови Башир.
– Ни одна уважаемая семья не согласится отдать за Исхана свою дочь. Если только они не бедны, как церковные мыши, или не охотятся за вашими деньгами!..
– Но вы… не относитесь ни к тем, ни к другим.
– Верно. Я богат, и, к тому же, знатен. А история эта… со временем забудется.
Выслушав собеседника, Ахмедович тяжело вздохнул и не сразу нашёлся с ответом. Недовольное выражение не сходило с лица почтенного мужа, когда он подался вперёд и поманил князя к себе пальцем.
Заинтригованный, тот приблизился, но в ответ получил не очень приятное напоминание:
– В моих глазах, помимо той истории, у вас есть ещё один недостаток, милый князь. Вы, грузины, христиане.
Константин побагровел, но, задумавшись о благополучии дочери, сдержал свой гнев и расплылся в ещё одной угоднической улыбке.
– И что же?
Чеченец снисходительно хмыкнул.
– Вы согласны, чтобы ваша дочь сменила веру? Носила платок? В противном случае я не соглашусь на этот брак.
Внешне старый князь оставался невозмутим, но внутренне кипел и разрывался. Тяжёлый нравственный выбор, который ему предстояло сделать, сломил его решимость. По правде сказать, ни один из детей не заставлял его переживать подобных мгновений, и от этого он – беспечный человек, ставивший комфорт и удобства превыше всего – злился на Ламару ещё сильнее. Где-то они с Дарией упустили эту нечестивицу, где-то оплошали!.. И ведь теперь ничего не попишешь! Либо платок, мусульманство и хромой муж, либо… она даже с братьями и сестрой дружна не была! Если и приткнётся в чьём-то доме, то только из милости!
Нет, ему придётся пойти на этот шаг во благо. А что же она думала? За ошибки надо платить, особенно если это ошибки молодости. Конечно, она будет плакать и проклинать отца, но позже, наверняка, поймёт, что лучшего варианта для неё не найти. Какие унижения он ради неё терпел?! Выслушивал презрительное: «Вы, грузины, христиане!», улыбался на общий превосходнический тон и продолжал, продолжал лебезить! Когда-нибудь она поймёт, на какие жертвы он решился, чтобы худо-бедно пристроить её. Даст Бог, поймет!..
