Навстречу им, от окраинной улицы, выходившей в поле, спешила сгорбленная старушка с клюкой. Шагала она необычно быстро, временами, подхватив край длинного подола, прикладывала его к глазам.
— Что это она? Плачет вроде, — удивился Денис.
Когда поравнялись со старушкой, увидели, что морщинистое ее лицо действительно мокро от слез. Остановились, невольно тронутые ее горем, одновременно у всех троих мелькнула мысль: умер кто-то из близких. Старушка прошла мимо, и вдруг замедлила шаги, вытерла краем подола лицо, обернулась к ним:
— Война, ребятушки, война…
Друзья недоуменно переглянулись: бабка определенно не в себе.
— Какая война, бабушка, с кем? — ласково, точно перед ним был несмышленый ребенок, спросил Ленька.
— С ерманцем, милый, с им, проклятущим.
Ленька разулыбался:
— Да полно, бабушка. С Германией у нас договор о ненападении на десять лет. Мир то есть…
Старушка махнула рукой и заспешила своей дорогой.
— Во дает, войну какую-то выдумала, — Ленька хмыкнул и пальцем покрутил у виска. — Не иначе с приветом бабка…
— Ладно, братцы, двигаем, а то околею с голодухи.
Вадим зашагал вперед. Обернулся к друзьям:
— Услышала, наверное, старушка звон, да не знает где он.
— Перепутала чего-нибудь, — согласился Денис.
Дом его находился недалеко от окраины. Он простился с друзьями, договорившись в пять вечера встретиться в сквере напротив райкома, чтобы выпить ситра, а затем махнуть в кино. Войдя в сени, Денис услышал за дверью гудящий, увещевающий голос отца. В такое время дня отец никогда не бывал дома. Сердце Дениса сжалось от зловещего предчувствия. Открыл дверь, переступил порог. У стола, прижав мокрый скомканный платок к глазам, сидела мать. Отец стоял сзади, темными широкими ладонями гладил ее по плечам. Поднял на Дениса незнакомо-суровые глаза. Сказал негромко:
— Война, сынок. Немцы нынче утром напали на Советский Союз. Бомбили Севастополь, Минск, другие города… Так-то, брат… — Склонился к матери. — Ладно, Лизонька, собирай обедать, мне до военкомату надо.
