У Кукурузина мелькнуло, что по закону жанра, гость должен был бы, возможно, откланяться и позволить семье поговорить. Но Дрон не двигался с места. Тут Антон, наконец, зарыдал, как мальчик, уткнувшись в мамину грудь. Через пять минут сцена была другой: все тихо ели суп, кроме Дрона. За окном лил тропический дождь.
– А вы кто, – угрюмо спросил Антон Дрона.
– Это мой друг, Дрон, познакомься, – Кукурузин ухватился за соломинку с надеждой сменить тему.
Но надежда была напрасной. Антон говорил теперь тихо-тихо, словно из него вытащили всю силу:
– За что… – начал исповедь Антон. – Почему человек должен провести юность, одиннадцать лет тупо сидя на жопе?..
Докторша дёрнулась на последнем слове, но побоялась спугнуть откровение.
– Мам, ты же доктор, скажи, когда кости перестают расти?
– Э-э, к двадцати пяти годам, дорогой мой… – засуетилась, словно в поиске шпаргалки Наталья Васильевна и бросилась ощупывать плечи младшего сына. – А что у тебя …
– Мам, ты прости, я больше не буду орать… Но ты ответь мне, скажи, зачем я живу? Вы живёте? Другие? Для того чтобы экономика расцвела… или что?… это издевательство… А правда, какой смысл в жизни, кто-нибудь тут может сказать? Кто-нибудь знает?
– Антош, но вот мы в школу бежали с радостью… – Наталья не договорила.
– Я верю, мам! Но почему теперь не так?! – опять возвысил голос подросток.
– А что бы ты хотел? – вдруг прозвучал голос гостя. – Скажи. Хочешь пингвина покормить? – Завтра в зоопарке, у меня знакомая есть, ты сможешь в дверку пролезть, и там они. Идём?
– А школа? – спросила за сына мама.
– Возьмём день за свой счёт, – поддержал инициативу Кукурузин.
Не верите, в физическое проявление божественности, то есть в Бозон Хиггса? Значит, вы не верите в Нобелевскую премию.
Наконец, закончились съёмки, сериал отснят, а если точнее, то роль Кукурузина в этом фильме закончилась. У главных героев ещё два дня съёмок, а наш герой собирает свои вещи и направляется на электричку, отказавшись ждать служебный автобус. Три часа сидеть, ждать и слышать всю эту возню на съёмочной площадке, которая так желанно ожидаема, когда долго нет работы, и которая так раздражает после первого же дня?
Отцепили микрофон, стёрли грим, дали денежку, пожали руку и зачем-то надеются на дальнейшие встречи. Дай-то Бог, не в театр же наниматься. Там сейчас эксперименты один хуже другого, особенно с экскрементами, которые не метафора… Хоть любимая Маля любит в нём и актёра тоже. Но играть любовь, например, с другим мужчиной Кукурузину нереально. Видимо, он всё-таки не настоящий артист, а писатель, пережидающий непогоду в шкуре третьеразрядного лицедея.
