И вот бегу на другое утро радёшенька, что бабушка не запрещает петь. В то утро Андрей Семёнач ни к кому не подходил, пели все. Последнее, что запомнилось: приходит ко мне подружка Нина, поповска дочь, позвала меня на заднее крыльцо и сквозь слёзы говорит: Нюра, ты слышала, что Андрей Семёнача расстреляли? Так жалко нам его стало, что мы сели на крыльцо и плачем.
Выходит бабушка: кто вас обидел? Нина отвечает: злые люди обидели, расстреляли нашего хорошего учителя. Бабушка стала тоже горевать. А мы разревелись ещё больше.
У Андрей Семёнача я до четвёртого класса и его половина я поучилась и бросила, потому, что его расстреляли, и поп сбежал. Уехал ночью, и Нина уехала, дочь, я её очень любила, она была культурна, умная, ласковая.
Я бросила школу, меня дедушка ругал, а я всё ровно не послушалась его, не стала учитца, стала пряжу прясть куделью, и бабушка научила вязать варежки и чулки, носки. Подружки тоже не ходили в школу: Дуня не ходит, и я не пойду. Пряла на половики и на утирки, в приданое себе готовила всего. С бабушкой наткали. Бабушка мне помогала приданое делать. Я всё умела: и сновала, и ткала, и моты мотала, и разматывала, и цевки скала, когда бабушка ткёт. Она лишнего не давала гулять. Это зимой, а летом там хватало делов. С поля не сходили, то за ягодами, то за грибами. Нет того дня, чтобы ни чего не делать, мы привыкли работать. Бабушка умела нас уговаривать.
Очень я рада за то, что Андрея Семёнача Арсеньева не забывают. В моём родном селе Новокумляк назвали его именем школу, памятник поставили. Рада, что люди помнят человека, отдавшего жизнь за нашу Советскую власть.
Я уже потом приходила к Епифанову, просила найти адрес дочери Андрея Семёнача Клавдеи Андреивны, и он мне дал памятную книжку про Андрея Семёнача, и я как увидела его фото, еле удержалась, чуть не заплакала: точно – он, каковым я его помню. Но адреса Клавдеи нет, есть только Николая Андреича, и он мне дал. И на другой день была на квартере у Николая Андреича, и пришла Варвара Андреивна, и жена Николая Андреича, но, к сожалению, моей одноклассницы Клавы нет, она уехала в Москву. Но меня встретили очень хорошо, отрадно. Беседовали. Даже заплакали. Я прислушивалась к Николаю Андреичу, у него разговор точно, как у Андрея Семёнача – такой же приветливый разговор, мягкий, нежный.
Столько лет прошло, а не забывается мой первый учитель
Тут пошёл переворот жизни. Стали преследовать попов. И вот наш поп стал опасатца. И вздумал уехать из нашей деревни. И вот он поехал. 12 часов ночи. У него было четверо детей. Лида и Рая, и Нина, и Георгий. У них была работница молодая. А батюшка был вдовец. Я к ним ходила, и батюшка ко мне приветливо относился. И я Нину очень любила. Но меня не разбудили проводить их. Тётки ходили провожать, а меня не разбудили.
