Время идёт, дети растут. Пошли уже трое в школу. Дочь Клава 7 классов закончила, а потом, через год, поехала в техникум на воспитательницу. Год проучилась, даже не доучилась в Троицким и приехала бледная, её ветром шатает. Нет сил учиться голодом. Утром дадут ржаного хлеба 200 грамм, а ужинать – бульён с капустой, картошки нет. Очень был голод.
Жили мы на самом краю, наедине. Рядом с нами ещё Дёмины, Нюра жила с семьёй, с ней жила свекровь и золовка Тоня. И вот один случай. Корова у меня не доилась, хлеба давали по 300 грамм на день, и мы голодовали. Картошки не было. В погребе закопала на семена, потому что картошка была дорогая: мелкая по 300 рублей, а крупная – 500 рублей. Вот я её закопала, но голод заставил раскопать. Вытащила ведро, и рады мы. А всего было 20 ведер. Когда я наелась и пошла к соседям, к Дёминым, и похвалилась, что я картошку поела. На другой день пришла Нюра Дёмина и говорит: поедем в колхоз что-нибудь менять на хлеб. А я говорю: да, что-нибудь, но что же? Я набрала сукно, да шаль пуховую. Приехали и стала ходить по избам. Вот к однем прихожу, а оне ворожут в карты. Я им: пожалуста, поворожите, я детей оставила однех, сердце болит об них. И говорят: у тебя неприятность большая. Я – в слёзы. И, так бы я поехала домой, а колхозники не едут – оне нас привезли на лошадях, машины тогда не было. А пурга очень большая была. Но я со слезами упросила: что-то у меня не ладно. И вот приехала, и встречают дети со слезами. И говорят: мама, у нас на второй день, когда ты уехала, картошку украли, до одной картошки. Ну, что же делать, поплакали. И на том остались – без картошки.
Я привезла лебеду, выменяла на шаль пуховую. И стали на жерновах молоть и лепёшки стряпать. Картошки нет, и молока нет – корова не доилась. И у детей стал запор с кровью. Ходили на двор – ревут, и я с ними так же реву. Переживание было мне. Сено воровали Дёмины со стайки.
Трудно нам было: дорогу заносило снегом. В магазин за хлебом, и за водой невозможно было ходить. И вот дедушка Григорий взял себе избу получше, а нам отдал свою. И мы перешли в его балаган. Но он – проливает. Но мы рады и етому дому – с людями вместе, а-то одне были. Но вот перешли в дедушкин балаган, стали там жить. Конечно, нам легче стало среди народа, но не совсем хорошо. Он проливает очень сильно, когда дождь. И спастись негде. К соседям ходили спать, если ночью идёт. Жили так три или четыре года, не помню. Замучились. Опять слёз немало было.
