Римшот для тунца | страница 13



– Опоздавшему поросенку – сиська возле задницы, – донеслось из табачного тумана.

Таким образом, кто-то дал мне понять, что свободных мест за столом нет.

Я с облегчением вздохнул, поскольку от неприятного запаха, спертого воздуха и еще чего-то невидимого, но очень грязного, меня стало подташнивать.

– Так это ж наш Иван! – услышал я нарочито радостный возглас в мою сторону.

Хозяином голоса был пожилой человек. То есть ему было примерно лет сорок. Позже я понял, что он здесь главный. Его персональное обращение несколько изменило отношение окружающих ко мне, все посмотрели на меня с интересом, но интерес был, скорее, несерьезным.

«Лидер» представился Семеном, он назвал остальных по именам, только я всех сразу не запомнил. Среди присутствующих были две девушки. Одна, блондинка, совсем юная, можно сказать, недавно покинувшая лоно матери. Другая, темноволосая и поплотнее, была явно постарше. Обе были вполне симпатичные, но какие-то заторможенные. Может, устали после учебы или работы, а может, имидж у них был такой. Сразу бросился в глаза странного вида парень, похожий на эксгибициониста, который детишек из кустов пугает «подвесками короля». Звали его Элимир. Он постоянно крутился, как вор на ярмарке. Позже я узнал, что он известный в неформальных кругах художник и эксгибиционизмом не промышляет. Его шедевры украшают подпорную стену в районе Молокозавода. Но это я так, к слову.

Мне поставили тарелку и стакан. Одна из девиц, та, что постарше, с толстыми коричневыми косами, замысловато закрученными так, словно ей кто-то густо накакал на голову, хотела за мной поухаживать и положить что-нибудь из еды, но я поблагодарил и сказал, что сделаю это сам.

– Иван – писатель и поэт. Пишет в детские газеты и журналы заметки о природе, стихи о весенних ручейках и первой капели. Да, Иван? – с улыбкой обратился ко мне Семен.

– Именно, – серьезно ответил я. – Ручейки и апрельская капель – моя специализация.

– Ну уж, нет, – хитро улыбнулся полный парень в джинсах с ооочень низкой посадкой. – Это место занято.

– В смысле? – просил Сергей, перебрасывая сигарету из одного угла рта в другой.

– Ну как же, насколько я знаю, это место занято Окуджавой.

– Ну да, точно, – воскликнул Семен и запел приятным голосом:

«Из конца в конец апреля путь держу я.

Стали звезды и круглее и добрее…

– Мама, мама, это я дежурю,

я–дежурный

по апрелю!»

Припев они запели вместе.

Без боя отдав пальму первенства Окуджаве, я снова стал осматривать комнату и людей. К счастью, интерес присутствующих ко мне был мимолетным и быстро пропал, они продолжали о чем-то говорить, заходили и выходили из комнаты, подымались наверх по деревянной лестнице, туда, где, как я потом понял, находилось мансардное помещение. Я знал, что в подобных домах люди каким-то образом оформляют в собственность части подвалов или чердачные помещения. Делают они это не ради красоты, а по причине ограниченного пространства в своих квартирах. Видимо, так же поступил и хозяин этой квартиры. Если честно, меня очень манила эта загадочная комната наверху. Туда вела деревянная лестница с выщербленными балясинами. Периодически по ней подымались люди. Мне казалось, что там должна располагаться студия с экспозицией картин молодых художников, которые они там обсуждают, погружаясь в дискуссии. На этот раз, чтобы отдаться творческим спорам, туда восходила юная белокурая фея в обнимку с парнем. Я проводил их взглядом и снова стал разглядывать людей вокруг себя, пытаясь разобрать, о чем они говорят. Все мне здесь казалось ирреальным, то ли из-за беспросветного дыма, то ли из-за кошмарного запаха. Для меня было очевидным, что я напрасно сюда пришел. Я чувствовал, что «упал на хвоста», и теперь не знал, куды бечь. Но встать и уйти, театрально сказав: «Ой, я, кажется, утюг забыл выключить», я не мог.