Но вопрос Сони совсем не смутил Сию. Он только лукаво улыбнулся и ответил:
– Детка, я не вижу противоречия. Моя дорога жизни была насыщенной. Я встретил твоего отца, Лео, Ганса. Я встречал других людей, которые повлияли на мой жизненный путь. Я имел деньги. Я рисковал и получал наслаждение от риска. Но, как говорил великий Учитель, «Дао нематериально. Оно настолько туманное и неопределенное! Однако в этой туманности и неопределенности существуют образы». – На какое-то мгновение он задумался, глядя, улыбаясь, на Соню, потом продолжил: – «Дао не познаешь, только говоря о Нём. И нельзя человеческим именем назвать то начало неба и земли, которое является матерью всего существующего. Лишь освободившийся от мирских страстей способен Его увидеть. А тот, кто эти страсти сохраняет, может только увидеть его творения». – Говорил он медленно, словно наслаждаясь музыкой каждого слова. – Ты понимаешь меня, девочка? – спросил он Соню и, не дожидаясь ответа, погрузился в сон, забылся.
– Понимаю, Сию, – тихо ответила Соня.
Она поцеловала старика, укрыла пледом и долго смотрела на его удивительное лицо. Лицо вора? Философа? Мудреца?
Но самые трогательные отношения сложились у Сони с Лео. Лео был вторым отцом для нее. Испанец, небольшого роста, с горящими карими глазами, насмешливым взглядом, чуть искривленным ртом. Мама говорила, что однажды Лео хватил удар и с тех пор его рот чуть покривился. Но Соня знала (случайно услышала разговор Лео с отцом), что однажды его задержала китайская береговая полиция и ему пришлось изобразить падучую. Он так органично сыграл эпилептический припадок (а, возможно, это и не было комедией, и Лео действительно испугался, потому что страх, а не притворство, руководил им, но разве ж можно об этом признаться своим друзьям?!), что полицейские его отпустили, даже не заглянув в карманы. А в карманах как раз и находились только что украденные на туристическом лайнере золотые украшения.
Лео был страстный курильщик. И ни возрастные болезни, ни кашель, участившийся в последнее время, ни просьбы его обожаемой жены Мануэлы не могли заставить его бросить эту привычку. Он курил сигары. Кубинские. Предпочитал сигары Коиба. Их шоколадный запах, а также мягкий и приятный вкус в свое время оценил Фидель Кастро. Команданте был заядлым курильщиком, и сигары Коиба были его любимыми. Только Фидель, в отличие от Лео, смог отказаться от этой привычки, став примером для кубинцев и поддержав таким образом акцию по борьбе с курением. Лео же от сигар отказаться не мог. Да и не хотел.
