-У тебя сегодня будет прекрасный вечер, поверь мне.
Если бы сейчас в квартире появился живой Карл Маркс на руках с Фридрихом Энгельсом, а Леонардо да Винчи надел бы мне на голову портрет Джоконды, я бы и то так не удивился.
-Олег Семенович, что вы хотите этим сказать? – спросил я, держась за ручку двери.
-Все что хотел уже сказал, – отозвалась Ольга Константиновна. Она погладила меня по руке и, глядя в глаза мужу, произнесла:
-Ты ведь все сказал, дорогой?
-Все уже давным-давно сказано, а мы только следуем тому, что сказано, не осознавая этого, ибо я как ученый-реалист утверждаю, что судьба наша предопределена.
-Слышать от вас такое, профессор, как минимум странно, – сказал я.
-Никто так не суеверен, как ученый муж, – подвел итог Олег Семенович. – В добрый путь, Игорек.
Солнечные лучи уже томно переливались в складках каменного изваяния великого русского поэта, когда я то и дело одергивая манжету рубашки, нервно смотрел на часы. Цветов при мне не было. Сегодня я посчитал их лишними. Ни цветов, ни шампанского, ни конфет. Трепетное чувство ожидания любимой – вот все, что было сейчас при мне. Я был ослеплен и оглушен этим чувством, ибо ничего и никого не видел и не слышал. Мне казалось, что я одинокий путник огромной пустыни, у которого не осталось сил бороться с голодом, жарой и жаждой. Путник исчерпал последний резерв сил и теперь надеялся лишь на чудо.
Лёжа на малой глубине, моя подлодка подняла перископ на угол обзора в триста шестьдесят градусов. Моя цель не появлялась. Но тут как часто бывает, впередсмотрящий огласил: "Земля!" То есть вахтенный матрос в моем случае произнес "вижу цель". При увеличении цели оказалось, что тревога оказалась ложной и мимо моего борта, в двух кабельтовых, прошел не флагман, а списанный баркас. Я продолжал вести наблюдение. Склянки отбили четверть восьмого. Ракеты в шахтах субмарины находились в режиме боевой готовности. Капитан находился в пиковой ситуации. Ему не терпелось отдать две команды "на абордаж" и "отбой". Однако, по словам предводителя всечукотской нации старейшины Сарыг-оола было понятно "пока чукча не видит оленя, охота не закончена". И я снова прошелся шомполом по стволу трехлинейки. Иногда мне казалось, что я – папанинец, а вокруг меня льды и холодное море. Многочисленные колонии пингвинов мирно тёрлись животами о сородичей, задевая и меня. Или я представлял себя одиноким туземцем, лежащим под от плодоносившей пальмой в надежде, что последний банан в любой момент осчастливит меня по кумполу. Солнечные часы показывали половину восьмого, но олени попрятались, а бананы не падали. Как бы сказал Отто Шмидт: "Челюскин затонул. Да здравствует "Челюскин". Вдруг на просторах великой пустыни одинокий, алчущий воды путник услышал:
