Ночной воздух | страница 17
– Да, наверное… – Я задумался, – а как же вещи, которые мы создаём? Это же, по сути, мы и есть, а значит, они неотрывно к нам привязаны.
– А почему ты решил, что ты принадлежишь себе? – Она так звонко рассмеялась, как будто мы обсуждали что-то не серьёзнее видео с котятами. Вечно она так, легко о сложном. – Вообще, всё очень странно и невероятно интересно устроено, не задумывался? Никто никому не принадлежит, но и сами себе мы тоже не принадлежим, как минимум потому что иначе мы уж как-нибудь смогли бы себя подчинить своей воле, а не писали бы об этом множество книг и всё такое, да и по смерти было бы намного меньше вопросов. Вот так и получается, что шатаются по миру такие сосудики с мыслями, а из них, из этих чрезмерно эмоциональных ёмкостей, появляется культура, и жизнь следующих сосудов будет несколько лучше, чем предыдущих. А слишком умные сосуды обзывают этот конвейер историческим процессом.
– А ты кто в этом мире тогда? Кажется, что не очень приятно ощущать себя винтиком в конвейере.
– Ну, сосуды бывают разные. Как у Горького: «ни одна блоха не плоха – все чёрненькие, все прыгают». Одна блоха – чуть выше, другая – чуть ниже. Все зачем-нибудь, да нужны, и я зачем-то нужна.
– По-твоему, писатель, скажем, и сапожник – равны? Один напишет великий роман, а другой сапог нашьёт если только. А потом раз – и они равны, так что ли?
– Нет, не равны, конечно. Сапожник, он даже пополезнее будет. Сапоги люди годами носят, а книги… Не всякой даже мебель подпереть можно, хотя некоторые, да, – шедевры.
Порой с ней было невыносимо спорить. Она как-то так спокойно всё это говорила, так просто у неё всё выходило, как будто ради шутки столько столетий разные почтенные мужи пытались постичь жизнь и писали об этом огромные книги. Хотя, вполне возможно, что именно ради шутки. Хм.
– Ну не хмурься ты так, Герман, – она ласково улыбнулась, легко дотронувшись до моей щеки. – Всё равно все умрём и будем под одной землёй лежать. А гроб, вот тебе какая разница, обит он бархатом или нет, какая разница, сколько по тебе плачет и дают ли в твою честь залп в воздух? Лишь бы ноги из гроба не торчали. Относись ты проще ко всему, не надо так натягивать реальность на свои идеалы. Вот сидим мы с тобой здесь сейчас, разговариваем, чего тебе ещё? Мне так хорошо сейчас, а дальше будь что будет.
– И где ты будешь с таким подходом через пару лет, милая? – буркнул я.
Сашка надулась. Она упрямо посмотрела на меня исподлобья и заявила: «Счастлива я буду!» Кажется, мы коснулись очень принципиальной для неё темы. Вид они при этом имела до того милый и наивный, что не рассмеяться было невозможно. Маленькая девочка – вот она кто, и дурак тот, кто решит иначе. И почему-то именно в этот момент во мне проснулась такая нежность к ней, это сложно описать. Хотелось укрыть её всем своим существом, отрастить крылья, чтобы она жила под ними.