Федор нёс завернутого в тряпицу Кузьку. Я тащилась следом. Силы ко мне почему-то не вернулись после сна, и я чувствовала себя какой-то разбитой и опустошенной.
– Иди помедленней – сказала я Федору. Почему-то захотелось, чтобы он обратил на меня внимание, проявил свою привычную заботу и ко мне тоже, не только к Кузьке. – Что сказал доктор?
– Поживем – увидим, – сухо ответил Федор. – Лекарства дал с собой. Велел прийти через три дня.
Три дня. На меня вдруг волной навалилась вся реальность сегодняшнего дня: фургон сгорел и идем мы, собственно, не домой, а к месту пожара. Завтра ярмарка, где планировали выступать, а костюмы, наверное, сгорели…
– Это ничего, Лизок, – вдруг заговорил Федор, как будто услышав мои мысли. – Это все не страшно, живы и ладно, а остальное все дамские штучки… Выступим на ярмарке, пусть без костюмов, дети простят. Сейчас в речке выкупаемся, приведем себя в порядок. Я картошку накопал, так что не оголодаем. Заработаем денег, подлечим Кузьку. Пока здесь останемся, чтоб сподручнее было. Михалыч – нормальный мужик, что сможет, сделает.
Он еще что-то говорил, говорил, спокойно, ровно, уверенно. И передо мной выстраивался весь план нашей дальнейшей жизни, такой простой и понятный. И я почувствовала себя совсем как в юности, когда мы лежали на теплой крыше теткиного дома, смотрели, как меняют форму облака и мечтали про нашу жизнь в фургончике. Я тогда чувствовала удивление и восторг, а еще легкую зависть от того, как Федор может вот так просто даже самые заоблачные мечты превратить в нечто осязаемое и реальное.
Федор замолчал, оглянулся, подхватил меня под спину сильной рукой, ускоряя наше движение и как-то неожиданно серьезно и внимательно заглянул мне в глаза. Глаза у него были зеленые, с коричневыми яркими крапинами.
А еще в них отражалась я.
В оформлении обложки использована иллюстрация А. Петрова, специально созданная для это книги.
