Макс учился на автомеханика в техникуме имени Гагарина. Этот техникум был ещё одной знаменитостью Люберец. Там действительно учился Гагарин, ещё до того, как стал космонавтом. Когда-то действительно техникум выпускал высококлассных специалистов, но сейчас стал прибежищем тех, кого не взяли в нормальные колледжи, кто не мог учиться в школе и не был в состоянии платить за обучение.
Но Гагара – это была ещё и мечта. Незаконная, а потому желанная. Все подростки в городе знали – если нужно найти что-то запрещённое, иди в Гагару. С самого утра и до вечера кто-нибудь, кто прогуливал занятия, кого выгнали с уроков, кого отчислили или кто ещё только собирался поступать, обязательно сидел на спортивной площадке за техникумом, которую все называли сеткой, потому что площадка эта была обтянута металлической проволокой, как в лагере или тюрьме, только без колючек.
Я всегда училась хорошо, приходила домой вовремя, отпрашивалась у мамы, чтобы пойти к подружкам, и никогда не прогуливала школу. И, конечно, я, как только познакомилась с Максом, стала мечтала о техникуме. Там можно было делать всё, что хочешь, и ни перед кем не отчитываться. Гагара – это то, чего не было в моей спокойной жизни.
Но однажды зимой я шла мимо и услышала, как на парней, выстроив их на холоде без курток, орал физрук:
– Ещё раз увижу хоть одну драку – выведу в трусах на два круга и будете бегать у меня, пока не посинеете. Всё ясно?
Парни стояли мрачно. Но молчали. Тогда я поняла – в Гагаре тоже есть свои законы.
Мы стали гулять с Максом, и он показывал мне город. Как оказалось – я почти ничего не знаю о Люберцах. Мы прошли вдоль все районы – Птицефабрику, знаменитую своим наркодиспансером, Панки, куда одной лучше не приходить, Ухтомку, в центре которой стоял знаменитый когда-то завод и откуда пошёл сам город. Макс мне казался взрослым, и с ним можно было не бояться абсолютно ничего, можно было курить, можно было говорить то, что хочешь, и слушать ту музыку, какая мне нравилась. Ни с кем больше – ни с одноклассниками, ни тем более с родителями ничего этого делать было нельзя. Даже с отцом, хотя отец тоже показывал мне город и тоже слушал ту музыку, какую любила я.
Когда никого не было дома, Макс приходил ко мне. Он проходил на кухню, доставал из холодильника всё, что там было, наливал себе очень крепкий чай и садился на диван. При этом мы не переписывались с ним подолгу, не присылали друг другу смайлы в виде поцелуев или сердечек, он никогда не говорил, что любит меня. Он просто приходил ко мне.
