Я не знаю, разделяла ли я их убеждения, но мне нравилась их жёсткость и категоричность, и я уже понимала, почему Макс так привязался к организации – там все были одной семьёй, это было настоящее единство. Они давали чувство уверенности, ощущение, что есть место, куда можно пойти. Что если ты свой – значит, тебя никогда не оставят.
Но стать своим было сложно.
На нового соратника заводилась папка, куда записывалась информация о нём и о его семье. Тщательно проверялись все данные, анализировались все поездки – особенно, заграницу. Я уверена, что за каждым новеньким устанавливалась негласная слежка, потому что в организации должны были знать, где бывает человек, что он делает в свободное время, с кем видится, о чём думает. Возможно, слежка полностью не прекращалась никогда, и каждый за кем-то следил, и за каждым кто-то следил. Ведь иначе полностью обеспечить порядок и пресекать любые предательства в самом зачатке было бы невозможно. Может быть, и за мной велась слежка.
Каждому новому соратнику после тщательной проверки назначались задания. Сначала лёгкие – расклейка стикеров в метро, раздача листовок, участие в одиночных пикетах и митингах. Соратник должен быть готов ко всему и, самое главное, он должен молчать, если его задержат, и не выдавать никого. Это тоже была своего рода проверка.
Ольга рассказывала, как сама была на таком задании несколько лет назад.
Задача была простая – зайти в вагон, пока поезд стоит, раздать листовки и быстро выйти. Двери закроются, поезд уедет – никто не успеет запомнить лица. Ходили по двое. После двух поездов меняли станцию, чтобы не вызывать подозрения. Но на одной из станций их взяли – проследили по камерам.
Забрали недалеко – в ближайший обезьянник. Вели через всю платформу, скрутив руки. Ольга не издала ни звука, хотя казалось, что руку вот-вот сломают. Посадили в клетку, закрыли дверь.
– Ремни, шнурки снимаем, – привычно командовал полицейский, – телефон отдаём.
Полицейские расхаживали вдоль клетки, пока девчонки снимали ремни и, неловко наклонившись, вытягивали из ботинок шнурки. Кроме них в клетке сидел ещё какой-то бомж, от которого жутко пахло. Он развалился на всей лавке, так что сидеть уже было негде – и Ольга села на пол.
Полицейский постучал палкой по прутьям:
– На полу не сидеть. К стене не прижиматься.
Пришлось встать. Стены были покрашены неприятной зелёной краской, кое-где облупившейся.
Когда они выезжали на акцию, Пётр их предупреждал:
