– Удавку на шею накинут и всё. А тебя я тогда куда дену?
На этот случай отец возил с собой под сиденьем биту, а в бардачке нож. Иногда он всё-таки брал меня с собой, но тогда мы просто катались по городу, никого не подвозили. Отец съезжал с большого шумного проспекта на маленькие улочки и много рассказывал о городе.
– Раньше тут стояли деревянные двухэтажные бараки. Жили на втором этаже. Из окна выглядываешь – а по двору куры ходят, свиньи стоят в загоне. Летом, конечно. Зимой их на улицах не держали.
– А где же?
– В домах. На первом этаже скотина, на втором – мы. Я, бабушка твоя, дед.
– А зачем их тут держали?
– Ну как зачем? Резали на мясо. Ели.
– Как в деревне? – удивлялась я.
– Как в деревне, – смеялся отец.
– А потом куда эти дома делись?
– Потом дома снесли. От завода Ухтомского давали квартиры.
– И вам?
– И нам. Это школа моя, – отец показывал на трёхэтажное здание серого цвета, – раньше деревянная была. Восемь лет учились. Восьмилетка называлась. Потом стали уже десять учиться.
– А это что? – я кивала на огромное здание, выходящее прямо на главную улицу – на Октябрьский проспект.
– А это и есть завод Ухтомского. Я там работал до самого закрытия. Ты его и не помнишь. Ты маленькая была – его закрыли.
Я смотрела на разбитые окна гигантского завода, и мне казалось, что это живое существо, лежащее, как гора, посреди города, спящее, но не мёртвое.
Дальше отец ехал за железнодорожную линию – и уже не он, а я могла многое рассказать ему. Вот – бывший компьютерный клуб, куда в восемь лет я бегала сидеть в Интернете, потому что дома у меня ещё его не было. Сейчас из этого компьютерного клуба сделали небольшую пивную. Вот – спортклуб, бывшая качалка, где по слухам проводились бои без правил. И тех, кто проигрывал, скидывали в ров недалеко от железной дороги. А вот «Светофор» – торговый центр, который построили совсем недавно. Мы с Максом иногда ходим туда в кино. Он проносит дешёвое пиво в рукавах бомбера, открывает его брелоком от ключей – и по всему залу разливается знакомый запах.
Но я ничего этого не рассказываю, и мы едем молча.
На железке Макса не было. Я села одна на холодную каменную плиту и закурила. Было странно сидеть здесь одной и смотреть на поезда, уходящие в Москву и возвращающиеся обратно. Интересно, почему электрички, которые едут в Москву, всегда полные людей, а возвращающиеся обратно – полупустые? Куда исчезают все эти люди? Неужели мама права – и Москва поглощает, забирает и не отдаёт обратно? Может, и Макс исчез где-то там? И мой отец? И я тоже исчезну однажды?
