В какое-то время во мне появилось нехорошее предчувствие. Моя жизнь закончится здесь и скорее всего, безобразно. Либо кого-нибудь убью я, либо убьют меня. Но как бы то ни было, я никогда не вернусь домой. Я отдавал себе отчет, что, скорее всего дело не в предчувствии, а дело в недосыпе, недоедании и разгулявшихся нервах. Один мой приятель говорил: «Москвич образованнее деревенского хотя бы потому, что читает книги». Я был вооружение деревенских тем, что мой кругозор был шире. В армии знали, что хуже всех держат удар именно ребята из сел и деревень. Убегая в самоволку, они попадались чаще. Они же были склонны к самоубийству. В отличие от деревенских, у горожан будущее предлагало куда больше возможностей. Оно было многоцветное и разнообразнее. Поэтому стимул терпеть ради этого будущего пересиливал тоску и безразличие.
Старики, которые в казарме топырили пальцы и давали тычки салагам, покрывая их матом, перед дембелем выдавали из своей среды «отказников». Стоит строй в одну шеренгу с одетыми парашютами. В этом строю «старик» с сумкой у ног. Его согнутая спина, парашютная сумка на земле всем видна. Офицер спрашивает: «Почему не одеваешь?»; «Не хочу, не буду»; «Если не уверен, что правильно уложил, возьми мой купал»; «Не возьму, не одену»; «Боишься?». Молчит, терпит с тупым упрямством свой позор. Среди «салаг» случаев отказа не было ни одного. Отказывались только дембеля, потому что по животному хотелось выжить.
В июне 1968 года в палку стали ходить упорные слухи, что нас хотят куда-то отправить. Обычно об учениях мы узнавали загодя, но тут про учение ни слуха, ни духа. Само собой никаких увольнительных. Офицерам, живущим далеко от полка, приказали ночевать в казарме. Подняли нас, как всегда ночью, посадили в машину и отвезли в при аэродромный лесок. Оружие было при нас. Без палаток мы стали выживать под открытом небом. Почему без палаток? Потому что, могли поднять в любую минуту. Минута растянулась длиною в месяц. Один раз дали мыло и сводили к небольшому пруду постираться и помыться. Стирали на себе сапожными щетками, потом мылись сами. И так по очереди полторы тысячи рыл. Вода стала мутной, а пруд превратился в большую лужу. И пусть в грязи, а все-таки это было удовольствие. Живя под кустами, в кое-как построенных шалашах, все покрылись фурункулами. Мне крупно повезло, фурункул выскочил на руке. Хуже было тем, у кого он появился на шее, или на икре, ниже колена. Фактически небоеспособный полк один раз в день лечили зеленкой. На наше солдатское счастье весь это месяц не было дождей. Надо отдать должное командованию, нас не забывали кормить. В лесу стояли полевые кухни. И один раз за весть этот месяц появился выездной магазин. У тех, кто имел деньги, смогли запастись сигаретами.
