Несколько дней прошло без особых приключений. Стрельба в городе не утихала, особенно по ночам. В одну из ночей нас подняли и строем повели по городу. Так называемое управление: три связиста, один из них я, водитель шли по приказу комбата на пятьдесят метров впереди от остальных. Простая арифметика войны. Управлением можно пожертвовать, чтобы сохранить боевые расчёты. Идти впереди было страшно. Нет, нет, скрипели и приоткрывались ставни. Кто знает, просто ли смотрят или собираются стрелять. Рассвело. Можно было прочесть лозунги, которыми были исписаны укрепленные камнями косогоры. Какие-то из них я запомнил, «Твой отец освободитель – а ты оккупант, почему?», «до Москвы две тысячи километров», «Иван иди к своей Наташе» (почему-то не к Маше), и т.д. Мы подходили по узкой улице к зданию Политакадемии. Из чердачного окна ударил пулемет. Батарея залегла. Стрюков крикнул мне: «Беги в дом напротив и свяжись с командиром батальона». Я дождался, когда ударила очередная очередь и побежал. Хорошо, что не понес рацию в руках, а отдел на спину. У самого подъезда я почувствовал мощный удар вроде как столбом по спине. От этого страшного тачка я влетел в подъезд и сел. В глазах плавали звёзды. Вижу, командир что-то кричит и машет руками, но я ничего не слышу. Со спины падают обломки рации. Плохо оказалось то, что и по сие время у меня бывает головокружение, и как выяснили врачи из-за пережатой спиной артерии. Будучи человеком в достаточной степени здравым, я прекрасно понимаю, что причину моей инвалидности второй группы, я никакому военному ведомству не докажу. А стало быть, Родина меня использовав, осталась мне ничего не должна. Но были и хорошие. Я избавился от этого тяжёлого ящика, и моя жизнь стала намного легче. Пулемёт перестал стрелять. Двух пулеметчиков захватили разведчики из соседней роты. Я видел этих пацанов-хиппарей с их пулеметом времен Отечественной войны. Поскольку в Союзе длинноволосая причёска считалось тлетворным влиянием Запада, то их обрили, потом заставили вымыть клозеты на всех трех этажах огромного особняка, после чего отпустили восвояси. А мы надолго поселились в этом здании. Его окружала красивая кованая ограда, а во дворе был старый грушевый сад. Разбежишься, ударишь нагой стволу и бух, бух, бух упадут на траву крупные, тяжелые налитые сладким соком плоды. Это был незаслуженный, но оттого еще более роскошный, щедрый дар пражского августовского лета.
