Однажды на полигоне под Садгорой случилось несчастье. Солдаты из пехотного полка, находившегося на бывшей улице Русской, были в полях где-то под Марусиными Крыницами, и какая-то хуторская душа неизвестного дровосека или его жены продала хлопцам по их просьбе самогон, тушёнка у них была с собой. Если по содержанию консервной банки претензии могли быть только у ресторанного критика, то нечто мутно-белёсого цвета, налитое в стеклянную литровку без пробки, даже для простого солдатского носа пахло чем-то подозрительным. Но за это «нечто» было уплачено сначала деньгами, а потом, спустя несколько часов, наступлением слепоты. Загорелась горилка нестерпимым огнём в жадных глазах. МыколМыколыч, заведующий колхозным медкабинетом, первым принял отравленных пациентов и вспомнил всё, чему его хорошо учили в советском меде. Ещё полуживые шестеро солдатиков были срочно доставлены в медсанбат Садгоры и уже там под руководством новоявленного начмеда гарнизона, с трудом и со словарём читающего латынь, но хорошо говорящего на карпатском, уплатили в последний раз, отдав жизни за дегустацию родной самогонки. Младоначмед, следуя реформаторской моде сваливать всё на предшественников и отрицая очевидное, утверждал, что доставшиеся ему в наследство подчинённые с тридцатилетним лечебным стажем не в состоянии работать в новых условиях и как будто бы формулы метилового и этилового спиртов по-карпатски пишутся по-другому. Где ж его учили?
Разбираясь с этой бедой, старпом коменданта принимал убитых горем матерей, вытирал им слёзы, заказывал молебны в «Пьяной церкви», таскал и отправлял гробы, надрывая спину и сердце. Навзрыд плакала у него на плече троллейбусная кондукторша, хоронившая единственного сына, воспитанного ею без отца. Тогда как майор Дикий вместе с беспечной службой принимал и принимал командиров взвода, роты, батальона и полка, в которых служили эти шестеро, но никаких нарушений Устава гарнизонной и караульной служб каждый раз не обнаруживал, при этом чудесным образом находил приведенные им весьма убедительными по своей ценности доказательства невиновности в происхождении груза 200 в мирное время. «Зачем тогда я здесь? Кому я здесь нужен? Зачем потешным войскам порядок? – лейтенант мучился, не находя ответа. – Как же так, это же местные карпатские отравили своих же земляков! Не пришлых, не австро-венгров, не поляков-литовцев, не чехословаков, не румын и даже не русских! Своих! Теперь новый командарм запрещает в форме ходить по улице, местное население уже бьёт офицеров не по паспорту, а по морде без разбора эмблем на пуговицах и кокарде, прямо как это делали петлюровцы и бандеровцы в разное время в соседней стране. Куда ты скатываешься, Русь, что в Карпатах, кто отравил твои родники, на чью мельницу теперь льют воду твои горные ручьи, зачем потеряли реки свои берега? Тошно, противно, душно, задыхается во мне русский офицер и противогаз тут не поможет».
