Садгора | страница 59
Константин из Хибин написал, что из нашего выпуска лейтенанты увольняются десятками, идёт сокращение, никому военные в таком количестве оказались не нужны, бывшие враги ведь стали друзьями и душат нас в объятиях, а ещё – у него болят зубы, когда он сжимает челюсти, глядя на этот армейский бардак. Жена жалуется на маленькую зарплату, ребёнок начал болеть. Думает увольняться бывший десантник.
Другого цивильного дела, как писать и рисовать карандашами, помощник коменданта Феликс не знал. Такие умения на гражданке не надобны. Да и офицерская родословная давала знать. Как так, дать слабину, выбросить вон четыре года казармы и память о двухместной тумбочке? Да ни за что.
С Карпатских гор задул ветер перемен, стало свежо. Небо заволокло тучами и начались дожди. Лейтенант прикрепил шитые погоны к офицерскому плащу защитного цвета, надел фуражку с высокой тульей, на которой продолжала красоваться пятиконечная звезда, и вышел из комендатуры в продуктовый магазин, что был неподалёку. До офицерской столовой было далековато и неприятно идти под дождём, да и военторг при новой власти стал филонить, то работает, то нет. Тушёнка из пайка ещё осталась, надо было прикупить к ней свежего хлеба. «Хорошо, открыто, и людей немного», – отметил Феликс, зайдя вовнутрь. – Товарищи, кто крайний?» Ответом была вдруг наступившая тишина. Магазин, до этого живший разноязычным многоголосьем, онемел. На офицера уставилось несколько десятков глаз, смотревших на него, как на чужака. Мужские и женские глаза сквозили холодным любопытством, и в такие глаза смотреть не хотелось.
Жители Садгоры всегда считали любую власть чужим, инородным наростом. Начиная с австро-венгров, поляко-литовцев, чехословаков, румын и других государственнообразующих наций, что в разные времена заседали в городской ратуше под башней с часами на площади Рынок, всегда местные жители видели в начальстве пришлых людей, но не себя. После путча им сказали, что именно для них будет образована Карпатская Русь, они начнут сами себе из своих же выбирать президента и станет всё не так, как раньше. А тут в продуктовый магазин средь бела дня, как ни в чём не бывало, заходит офицер со звездой. Может опять ГКЧП, а они не знают и надо тогда на всякий случай купить побольше спичек, керосина, соли и хлеба? Если нет этой холеры, тогда как это понимать, зачем раздражать их нервы этой звездой?
Достояв в очереди до прилавка, Феликс попросил хлеба. «Пан офицер хочет хлиба? Просто хлиба?», – удивилась продавщица, как будто бы офицеры не едят хлеб без водки, но продала. Переубеждать её лейтенант не стал, поскольку здесь была заслуга Жоры, всегда покупавшего хлеб с водкой, в разговоры не вступал, сдачу не взял и вернулся в комендатуру, держа буханку в руках. Пакетов в магазине не было, от предложения завернуть хлеб в газету он отказался. Не то, чтобы местная пресса ему не нравилась, но к отсутствию целлофана и обёрточной бумаги надо было ещё привыкнуть.