Кастелянша подтвердила, что, как и говорил полковник, помощнику коменданта выделена отдельная комната, и вручила ему ключ с биркой «46». Феликс начал входить во вкус офицерской жизни. Пройдя на второй этаж по несколько потёртым ковровым дорожкам, что устилали холл и узкие коридоры, он остановился перед дверью номер 46, за которой оказался ещё один коридорчик. Из него можно было попасть в душ и санузел, предназначавшиеся для двух комнат. За дверью одной из них с литерой «Б» орали музыка и компания мужских голосов. Один из них громче всех настаивал на своём первоочередном праве на что-то по причине проживания в этой комнате уже более десяти лет.
«Так себе достижение», – подумал карьерист-лейтенант, по-иному представлявший свою судьбу на ближайшее десятилетие. На выданном ему заветном ключе значилась литера «А», такая же была на двери комнаты, за которой было тихо. Стараясь преждевременно не привлечь внимание шумных соседей Феликс прошёл к себе. Размер выделенного ему помещения наложил отпечаток на всё его последующее представление о приватном, т.е. индивидуальном жилье. Два на три. Да, именно шесть квадратных метров и ни одним квадратным сантиметром больше.
Но! Это было его первое, так сказать, частное, а не общественное жильё. Тот, кто четыре долгих года не жил в проходе казармы на казённой панцирной кровати с табуретом и не делил на двоих (пусть даже с товарищем) тумбочку, являвшуюся единственным предметом мебели, заменявшим собой шкаф, стол и другое, что ещё там придумали эти гражданские, тот не поймёт того, что почувствовал Феликс. На шести метрах кельи уютно разместились кровать, шкаф с антресолями, письменный стол с одной тумбой и мягкий стул с резной спинкой. Второй стул был не положен, да он и не поместился бы. Но это был свой, личный и ничей другой стул! Лейтенант сел на него, ощутив пятой точкой мягкое право своей собственности, и опёрся на спинку. Это вам не жёсткий курсантский табурет, офицеру положен стул.
За стеной продолжал надрываться магнитофон и звучал голос Юрия Антонова: «Мечта сбывается и не сбывается. Любовь приходит к нам порой не та-а-а. Но всё хорошее не забывается. А всё хорошее и е-е-есть мечта!» На окнах висели симпатичные домашние занавески, за окном теплился август, вокруг были Карпаты с их чебуреками и пивом, на полу стоял чемодан, на стуле сидел лейтенант. Ощущение дома, как раньше в Хибинах, накрыло его с головы до пят, и он, спохватившись, поспешил разуться и, оставив туфли «Цебо» у входной двери, переобулся в тапочки, заботливо положенные мамой. Чемодану нашлось место на антресоли, остальное разместилось на полках и вешалках показавшегося безразмерным двустворчатого шкафа. Ну, зачем делают такие большие шкафы, что в них хранить? Чемодан разобран, а ещё столько места осталось. Шахматы стали украшением письменного одно-тумбового стола, на его же крышку легла не корона, а фуражка с высокой тульей и золотым шнуром-филиграном.
