Пенсионер рассеяно похлопал по карманам, вынул пачку "Беломора" и протянул ее лысому. Тот, завидев угощение, скривился, показав золотую фиксу.
– Не, такие не курю. Дед, дай денег на опохмел? А то трубы горят!
– Молодой еще, – возразил Захаров. – Пойди, сам заработай.
– Так я вместо работы, – оскалился парень. – Не будь жмотярой, пенс. Такое богатство носишь! Почем сейчас медальки, если продать?
Незнакомец ткнул пальцем в награды ветерана, блестящие в разрезе воротника расстегнутого пальто. Старик еле устоял от мощного тычка огромной лапы тунеядца. Как? Продать? Награды? От одной мысли о том, чтобы продать ордена и медали, заслуженные кровью, неимоверными усилиями и лишениями, его обуяло бешенство.
Где ему, этому сытому молодому подонку, живущему в мирное время, понять, что такое – спать в окопе в тридцатиградусный мороз, согреваясь лишь деревом приклада ППШ, или лежать на муравейнике, обливаясь потом, пока в кожу впиваются желваки насекомых, и не сметь не то что пикнуть – даже пошевелиться, чтобы не выдать себя патрулю гитлеровцев, и выполнить поставленную боевую задачу – подорвать склад с топливом для танков захватчиков. Или, попав в окружение, обедать банкой тушенки и черствым сухарем на четверых.
Есть ли этому цена? Нет, цена, конечно, была – жизни миллионов людей, трудящихся в тылу, уповающих на отвагу и выносливость фронтовиков. Но разве можно измерить эту цену деньгами?
Ветеран покрепче перехватил трость – единственное оружие. Орденоносный сержант понимал, что этот бой, скорее всего, станет последним для него. Но отступать Степан Ильич мог исключительно по приказу. Сейчас приказа не было. Бежать – так вовсе не приучен.
– Ишь, чего удумал, сволота! – взорвал напряженную тишину звонкий голос.
Незнакомец согнулся пополам, получив сумкой по лысине. Женщина, лет пятидесяти, полноватая, розовощекая, мутузила негодяя своей сумкой, нанося удары со скоростью автоматного затвора.
– Ветерана грабить, падлюка! – не унималась спасительница. – Креста на тебе нет, отморозь!
С сумочкой она управлялась очень умело. Видимо, инструмент был многофункциональным. Как нож разведчика НР-40. И кровь фашисту пустить, и хлеба нарезать. Так и женщина использовала свою сумку и для транспортировки вещей, и для самообороны.
Парень, выкрикивая ругательства, едва успевал уворачиваться от необычного оружия, закрыв голову руками, пропуская удар за ударом.
– Ты чего, бабка? – прошипел он. – Крыша протекла?
