«Надо же – имя, какое подходящее!
Вера ушла вместе с Верой. Вместе со своей мифической сестрой – Надеждой, оставив у разбитого корыта младшенькую страдалицу – Любовь».
Глава двадцать седьмая
18 – 19 октября 2013, пятница – суббота
***
Перекошенный троллейбус уехал.
Я сел на опустевшую скамейку. Неспешно закурил.
По всему выходило, что опаздывал на работу. Сейчас это казалось сущей ерундой по сравнению с моим горем.
Злорадно для себя решил: если начнут пенять на опоздание, на разгильдяйство – уволюсь к чертям!
«Теперь точно уволюсь.
Мне незачем больше находиться в этом городе – вонючем муравейнике, которому нет дела до страдающей пылинки.
Главная причина, которая здесь держала, растворилась в серой массе, умчалась на визгливой тарантайке, с наклеенной на борту нахальной девахой, рекламирующей электронасосы.
Интересно, на кого рассчитана эта реклама?
Какой идиот купит насос из рук страхолюдины с четвертым размером силиконового студня под тесным бюстгальтером.
Грудь – это то, что можно охватить ладошкой, остальное – вымя.
Кому могут нравиться такие коровы?..
Боже, о чем я думаю!
Уже о боге вспомнил…
Тут, в пору, всех Печерских святых помянуть, потому что…»
***
Я горестно хмыкнул, стараясь оборвать поток щемящего сознания, которое ломилось из меня и ломилось, и болело…
«…потому, что я никогда не узнаю, чем пахнет неприкрытое маленькое Верино тело.
Не коснусь губами ее грудок.
Не трону шелкового пуха между ее ног.
Нет, я, конечно, могу коснуться – загадать ЖЕЛАНИЕ.
Сама придет.
Не придет!
Потому, что не загадаю.
Я больше НИКОГДА не стану ЭТИМ пользоваться…
Сегодня же уволюсь и уеду в деревню, чтобы стать ближе к земле. Я открою свойства растений и трав…».
***
В офис добрался в половину одиннадцатого. Начальницы не было, соседки-Анфиски тоже, Ирка в командировке – тем более, мы с нею, вроде, поссорились. Остальным моя насупленная персона была без разницы.
Коллеги в офисе суетились пятничной суетой, хорохорились перед Настенькой, ждали вечера, чтобы упиться и по-быстрому совокупиться в туалете ночного клуба или на скамейке, набраться позитива, а затем вспоминать следующие пять кислых дней, до очередной пятницы.
Мне их радость была недоступна. Когда умирает последняя надежда – остается НИЧТО.
***
Я тупо уставился в монитор и ждал, чтобы закончился этот страшный день, который назову в дневнике…
«Как назову, еще не решил, но нехорошо назову, безрадостно.
Что-нибудь из греческой посмертной мифологии, или древнеегипетской…
