– Ничего, подруга, не кукся. Одолеем и эту незадачу.
Взял топор и куда-то ушёл.
– Давно?
– Не знаю,– всхлипнула Танечка.– У меня голова совсем не варит. Может час назад, может три…
– Хорошо, Танюш. Ложись, поспи, устала наверно.
– Как лошадь,– вздохнула Танечка, утирая мокрые щёки о плечики.
«Ага, троянская…Ну, Люська! Хотя, что Люська, сама не лучше. Могла ведь решительно сказать «нет» и ничего бы этого не было. А теперь ребёнок страдает из-за моей слабости и глупости».
Танечка тем временем ногой расправила спальник, легла поверх, поджав ноги. И тотчас заснула.
«Да, видно бедняжка действительно вымоталась до предела. Такой стресс для её сердечка. Смогу ли девочка моя хорошая расплатиться с тобой…Непонятно, однако, с этим крупаслёзным воспалением. С чего это? И в горах в снегу замерзала, и во время рыбалки не в такие ливни попадала – и хоть бы хны. А тут дождичек пустяшный…и свалилась как дохлик. Странно…»
ГЛАВА 17
У входа послышались тяжёлые шаги. Зоя затаила дыхание, голову повернула так, чтобы казалось, что спит и не бросалось бы в глаза, что подсматривает.
Вошёл осторожно Борис, держа в руках кулёк из лопуха доверху наполненный ежевикой. Зоя чудом удержалась, чтобы не ахнуть, распахнув глаза: это был ДРУГОЙ Борис. Такого она ещё не видела. От прежнего осталась только внешность, а взгляд, выражение лица, энергетика, буквально сквозившая от него, принадлежали другому Борису. Видимо за те часы, что он исполнял роль доктора, он и сам не заметил, как слетела маска, осыпалось всё показное, наносное, ненастоящее. И теперь пред Зоей предстал таким, какой есть на самом деле.
Борис почти бесшумно приблизился к Зое, наклонившись, положил рядом с её головой кулёк, затем взял одеяло и заботливо укрыл Танечку. Бережно, стараясь не разбудить, пощупал у неё лоб.
А потом… просто присел рядом с Зоей на складной стульчик и севшим голосом вымолвил:
– Выдохни, а то взорвёшься.
– Фу,– выдохнула Зоя, открыв глаза и, неожиданно для себя, просто как родного человека спросила:– Как узнал, что не сплю?
– Не дышала.
Наклонился, взял кулёк с ягодой. А Зою будто пронзили вдоль и поперёк жаркие и холодные струи: на неё пахнул знакомый запах пота и свежесрубленного дерева, и ещё чего-то до боли знакомого. Впрочем, всё вместе это был ДУХ. Тот самый, о котором когда-то маленькая Зоя говорила: » Па, ты вкуснее пахнешь, чем мамкины духи». Да, это был ПАПКИН дух! И эти глаза, теперь без маски, светло-карие, мягкие тоже были папкины. И взгляд, сочувствующий и…любящий. Правда, сейчас они были чуточку смущёнными, как у юноши, что впервые оказался наедине с женщиной. Но и папка иногда так смотрел на маму.
