– Можно мы у вас тут позавтракаем? А-то у нас места нет.
– Конечно, садитесь.
Мы с Пашей пересаживаемся на краешек нижних полок плацкартного отсека, а зэки занимают наши места. У проводника разживаются стаканами. Прямо на столе, без газетки перочинным ножом пластают огурцы и хлеб. Водку разливают по стаканам. По литру на человека – это реально много. После первой кавказца начинает нести, и он ищет слушателей – ближайшие мы с Пашей.
– Вы с Москвы? Э, нет? Слушай, даа. Я в Москву попал, даа. Ничего не понимаю, как люди живут, дааа. Люди, даа, куда идут? Зачем идут? Даа. Я, слышь, метро спустился, даа. Клянусь, потерялся, даа. Три дня не мог на улицу выход найти, даа.
Я его почти не слушаю – нахожусь в раздумьях о судьбах России. Жизнь раскидала нас. Еще совсем недавно мы все вместе строили социалистическое общество, во всяком случае в РэСэФэСэРе –Российской республике, жили небогато. А сейчас нас жизнь безжалостно разбросала кого в коммерсы, кого в менты, кого в бандиты. Джигиты, понятно, всегда лихим набегом жили. А у этого пацана, который самый молодой, из ограбивших Толика, скорее всего и шанса другого в жизни не было. Какая-нибудь рабочая окраина, где если не примкнешь к какой-нибудь группе пацанов, то тебе и не выжить просто. Потом первая судимость, затем освобождение. И куда дальше? Работы нет и для не судимых. А деньги нужны… Дорога в Москву, а после и на большую дорогу с корешами. Опера безжалостно выбили с него и то, что он совершал и то, что нет…
Но, незатейливый рассказ сбивает меня с мыслей. Какое метро, какой выход? После закрытия там точно не задержишься. Я начинаю понимать почему в Москве любят тянуть это «дааа» – из-за переселения народов, и мне становится смешно. Кавказец, одобренный моим смехом, пытается развивать тему дальше. Старый зэк заходится в диком кашле, на тряпке которой он пытается закрыть рот следы крови. Мы переглядываемся с Пашей – гребаная жизнь – туберкулез, открытая форма.
– Вы, давайте, пацаны, третий час уже пошел, совесть надо иметь, – говорю я.
– Ты что хочешь? – нагло пялится на меня кавказец.
– Я ничего не хочу, кроме того, чтобы вы нам место уступили.
– Брат, ты подожди чуток, мы сейчас доедим все. Ты пойми, там такого нет, – примирительно говорит старый.
На столе в огуречном рассоле лежит вымокший хлеб, куски огурцов и остатки картошки. Через полчаса откинувшимся удается забраться на свои третьи полки. Оставшейся водкой Паша мочит полотенце и проводит стерилизацию стола и полок.
