Погода стояла великолепная. Бабье лето в предгорьях – это всегда буйная палитра красок и радость для глаз. Всю дорогу, пока они шли до автобусной остановки, Сауле-апа временами останавливалась, смотрела вокруг, иногда восхищенно качала головой и бормотала тихонько себе под нос восторженные слова от вида залитой поднимающимся солнцем зеленой, желтой, красной листвы.
Когда они дошли до остановки, тетя еще раз посмотрела в сторону гор, откуда они спускались, и произнесла задумчиво:
– Увижу ли когда-нибудь такую красоту…
Потом обняла Ерболата.
– Будь счастлив, мой мальчик. У тебя хорошая семья, ты все делаешь правильно. Но тренируй свое сердце. Даже разорванным на части его все равно должно хватить на десятерых.
Молодой человек хотел пожелать в ответ что-то хорошее, но из-за подступившего кома только и выдавил:
– Спасибо…
Тетя села в подъехавший автобус и уже из открытого окошка крикнула:
– Не забудь мой наказ. Поторопись!
Ерболат еще немного постоял, глядя вслед уходящему автобусу, и пошел обратно домой. Он вспомнил, что видел эту женщину всего третий или четвертый раз в своей жизни, и то первые два раза лишь в далекой юности. Но его не покидало чувство, что он только что расстался с кем-то очень родным. Будто повеяло материнской заботой и давно забытым ощущением детства.
Фариза уже помыла посуду, закатила стол в дальнюю комнату и одевала детей.
– Мы хотим немного прогуляться. Ты как? – спросила она.
Ерболат присел на лавку в прихожей, рассеянно ответил:
– Вы погуляйте не спеша, а я останусь. Вот, полку приколочу.
Он взял в руки молоток и решительно встал. Надо было как-то стряхнуть с себя вязкую меланхолию.
Через четверть часа полка уже висела, немного криво, но висела. Ерболат вышел во двор. Он вспомнил, что давно собирался разобрать столик, за которым они все семьей обычно обедали в теплое время года. С помощью отвертки удалось легко открутить крышку стола, но вдруг, бросив инструменты на скамейку, он быстро зашел в дом, словно припомнил что-то важное. Ерболат раскрыл привезенную тетей папку и взял в руки отцовский дневник.
Дневник имел основательную обложку не то из кожи, не то из какого-то другого грубого, но надежного материала черного цвета. Парень сначала полистал его, стоя у окна, потом выкатил стол, сел поудобнее и продолжил вглядываться в пожелтевшие страницы, исписанные убористым почерком. Запись на первых двух страницах короткими предложениями полностью описывала всю биографию Куанткана:
