Но, слушая нас, осторожным будь.
Иначе ляжет империя твоего тела, пораженная проклятой болезнью крови.
И будет в тебе великое недомогание.
Но знай, было нас здесь тьма и тьмы.
Каганаты были.
Царства были.
Империи были.
Но кто оказался тут первым, едва ли скажет сама Всемирная история.
Если бы знала, думаем, давно бы сказала.
Доподлинно о том разве что только Создатель знает.
Так что пусть все будет так, как оно и было.
Мы все стоим на плечах друг у друга.
И имеем то, что имеем…»
И умолкли.
И остался только факт.
Сошлись когда-то в Вольном – Котлах крыльями огромный и немалый народы.
И стало село наполовину русским, наполовину казахским.
Жили, живут и, надеюсь, будут жить здесь люди.
Как пахали землю, так и будут ее пахать.
Как пасли скот, так и будут его пасти.
Потребуется – новыми знаниями овладеют.
Надо будет – новые специальности освоят.
Вот-вот придет на село газ, значит, горячая вода тут же появится.
А там, глядишь, – до симфонического оркестра рукой подать.
Для этого нужен всего-то навсего один, увлеченный идеей, человек.
Впрочем, сейчас — не о том.
Сейчас о том, что, как стояли здесь вперемешку дома, так и будут стоять.
Как связывали люди свои судьбы смешанными браками, так и будут связывать.
Одним словом, соседствовали, соседствуют и будут соседствовать люди.
Соседствуют и кладбища.
…Стоят себе рядышком на внутренних склонах двух бугров два кладбища.
Православное и мусульманское.
Одно – в крестах.
Другое – в полумесяцах.
И смотрят друг на друга.
А еще на село смотрят.
На автотрассу.
На степь.
На солнце.
На луну.
На две ведущие к ним, незарастающие травой твердые белые нити грунтовых дорог.
И – на линию света без начала и конца – густые сливки Млечного Пути.
…Когда-нибудь и где-нибудь прервется линия и моей жизни.
И перед тем, как вынесут то, что станет в итоге и моими костями, посмею ли спросить у Создателя, в чем смысл жизни?
Не посмею: смелости не хватит.
Как только представлю, что позволил себе дерзость такую, – мороз по коже.
Душа леденеет.
Язык костенеет.
Вопрос – показатель степени ответственности человека.
И жутко мне становится.
Не потому, что строг Создатель ликом.
Нет…
Иная жизнь – не то место, где задают вопросы.
Иная жизнь – место, где скорее всего спрашивают, и очень строго.
Еще осерчает Создатель.
Сдвинет сурово брови: «Что, трудно было на Земле узнать? Чем ты занимался там?»
Что отвечу Ему?
И стыдно мне от того.
Но прости, Создатель, – гораздо стыднее от другого.
В моем невоюющем(!) государстве хватает героев сражений, и почти нет героев труда.
