— Натах, а ну тащи сюда свой зад! — раздался зычный вопль Марго из глубины квартиры. А я, подхватив щенка под круглое пузо, отправилась на её голос, проворчав себе под нос:
— Писец моему дорогущему крему для лица. Нет, я понимаю, что лица для этого крема, учитывая его стоимость, слегка не наблюдается… Но блин! За что?!
Щенок заливисто тявкнул, активно елозя в моих руках и виляя хвостом, как пропеллером. Умудрившись по пути с кухни в ванную вытереть крем о домашний топ и теперь активно втирая его всем своим телом в ткань. Безнадёжно испортив любимую пижаму раз и навсегда. Шансы отстирать эти жирные пятна были не просто минимальны, они грозили уйти в минус бесконечность с каждой минутой.
Вытерев наглую собачью морду влажным полотенцем, я увернулась от мягкого, тёплого языка и отпустила хулигана на волю. Громко тявкнув, он тут же унёсся куда-то в сторону зала, стащи кухонное полотенце, упавшее с корзины для белья на пол. После чего я нехотя побрела на поиски дражайшей подруги, про себя в первый раз за всё время жалея о том, что барменская тусовка такая закрытая.
Потому что ничего удивительного в осведомленности Мезенцевой о моём новом месте работы не было, да. Как не было ничего хорошего в том, что от угроз до их исполнения Марго разгоняется меньше, чем за пять минут. Не знаю, дело тут в красном цвете волос, взрывном темпераменте или опыте работы вышибалой в провинциальном баре… Но доводить до греха не рекомендуется.
Не то внесут меня за руки и ноги в «Максимус», да через главный вход. Ещё и красной лентой перевяжут с кокетливым бантом. И дарственную надпись на лоб налепят, ага. Водостойкую подводку со лба свёл только спирт и то, не до конца.
Подруга нашлась в моей комнате, у шкафа с одеждой. Марго мурлыкала себе под нос какую-то попсовую мелодию, двигая попой такт оной. И закатав рукава кипенно-белой, классической рубашки, придирчиво перебирала мой скромный гардероб. Попутно выкидывая на пол то, что пришлось ей не по вкусу. Не по её взыскательному, утончённому, блин, вкусу!
Я даже рот открыть не успела, как в меня полетела красная, шёлковая рубашка и зауженные чёрные брюки, которые я поклялась никогда больше не надевать. Уж слишком явно они подчёркивали мои достоинства, привлекая ненужное внимание. О чём я и сообщила, скептично разглядывая гипотетическую форму:
— Я в этом никуда не пойду.
— Солнышко моё, ты же знаешь… Либо ножками, либо в бессознательном состоянии в багажнике, — мягко улыбнулась Мезенцева, заправив за ухо прядь волос. И пожала плечами в ответ на мой возмущённый взгляд. — Давай, в темпе вальса. До начала смены два часа, а мне тебя ещё в порядок надо привести. Чего стоим, кого ждём? Или ты… Боишься? Вот уж не подумала бы, Снегирёва!
