И в доме было всё так же, как два с половиной года назад. Никакой перестановки. Те же кружевные занавески на окнах, связанные руками матери, и те же домотканые половики на полу. И даже наволочка на его подушке оставалась прежней – с большими васильками на светло-зелёном фоне.
«Откуда быть переменам? – с грустью подумал Мишка, глядя на клеёнку на кухонном столе со стёршимися цветочками посередине. – Всю жизнь в бедноте, перебивались с копейки на копейку. Не накопили денег на старость. Теперь-то им на какие шиши обставляться новой домашней утварью»?
Когда мать с отцом вдоволь налюбовались на его морскую форму, Мишка спросил:
– Мой спортивный костюм сохранился?
– Конечно, куда ему деться, – ответила мать. – Как ты уехал, я все твои вещи постирала, погладила и сложила в ящик. В целости и сохранности они. Переодеваться станешь?
– Да, пожалуй. Не сидеть же за столом в парадной форменке. Успеете ещё наглядеться. Три с половиной недели впереди.
Он ушел в свою комнатку, переоделся, аккуратно сложил на стуле форменную одежду, затем вернулся в кухню, присел к столу.
Мать в несколько заходов принесла из летней кухни кастрюльки с едой и посуду. Отец успел слазать в подполье, достал домашние разносолы и бутылку водки.
– С проводов осталась, тебя ждала, – с гордостью доложил он, выставляя «Столичную» на стол.
Наконец, закуски были разложены по тарелкам, отец налил водку в две стопки, бросил взгляд на жену.
– Мне совсем чуточку, – предупредила Василиса, подставляя под горлышко бутылки свою маленькую гранёную рюмочку.
– Ну, что ж, давайте выпьем за твой, Мишка, отпуск, – поднял стопку отец. – Чтобы отдохнул ты на своей родине как следует. Набрался сил, дослужил оставшийся срок и благополучно вернулся в родной посёлок.
– Да, сыночек, чтобы ты набрался сил у нас, – поспешила добавить мать. – Извёлся, поди, на лодке-то своей?
Они выпили.
– Вот ты, батя, о родине тут упомянул, – закусывая солёным рыжиком в сметане, заговорил Мишка. – Я раньше как-то и не задавался особо этим вопросом. А вот сегодня вышел из автобуса, посмотрел на наш прудик, на гусей и уток в нём, на бездомных дворняг в колючках, убитую дорогу к реке, нашу избу, улицу без асфальта, и вдруг понял: ведь это и есть моя родина.
– Правильно ты понял, Мишка. Очень правильно, – поддержал сына отец. – Кому-то д'ороги городские огни, да дома высокие, а кто-то тайгой бредит. У каждого человека своя родина.
«Точь-в-точь, как Иван, – подумала Василиса, вспомнив вдруг, как её брат однажды в тринадцатилетнем возрасте спрашивал её о родине, отчизне, стране, государстве, не понимая, чем эти слова отличаются друг от друга. – А я тогда так и не ответила на его вопрос».
