Наконец, после бесчисленных попыток сдвинуться с места ГАЗ-66 медленно пополз из песка наверх.
Мишка уже в полном беспамятстве перевёл рукоятку скоростей в нейтральное положение и уронил голову на баранку…
Очнулся он от того, что кто-то слабо теребил его за ногу.
– А, что? – встрепенулся Мишка и вышел из забытья. На его колене лежала рука очнувшегося офицера.
– Почему стоим? – спросил он.
– Хорошо, что вы пришли в себя, – проговорил Кацапов вместо ответа. – Не знаю, в каком направлении двигаться.
– Держи курс на восток, – слабым голосом произнёс советник. – Ни румба в сторону. Дойдёшь до канала – увидишь огни Суэца. И не вздумай сдать меня по пути в госпиталь к ракетчикам. Под трибунал пойдёшь за это.
Мишка с большим трудом загрузил тело Василия Панкова в кунг и сел за руль…
… Из соседнего купе вразвалку вышла тучная пожилая женщина, встала рядом с Кацаповым, повернулась к нему лицом.
– Всю дорогу смотрю на тебя и не осмелюсь спросить.
– Спросите сейчас, – улыбнулся Мишка.
– Из чьих будешь? – спросила она.
– Как понять… из чьих?
– Ну, из Ляминских, Чуньжинских, али из какого другого поселения?
«Фу, ты, бабка! – усмехнулся в душе Мишка. Надо же так туманно спросить!»
– Почему ты, бабушка, решила, что я из посёлка?
– Потому что вижу: не городской ты житель. Городской парень не станет так долго глазами лес поедать. Взглянет за окно разок, другой – ему и этого за глаза. Он на ёлку будет пялиться в Новый год, когда на ней игрушки всякие развесят, да стол с закусками рядом поставят.
– Лисьинский я, бабуля. Про Лисьи Гнёзда слыхала?
– А как же. Сестра у меня там живет, к ней вот и еду повидаться. Решила съездить, пока ноги носят. Совсем я в старуху превратилась. Мои клешни часто болеть стали, того и гляди откажут. А сестра моя и того старше. Только вокруг дома и может тепереча ходить-то. Да в магазин за хлебом, разве что. Куда деваться, коль осталась одна-одинёшенька. Муж-то её пять лет уж, как представился. Вот и решили мы с ней напоследок свидеться. А твоя-то фамилия как будет? – старуха с прищуром уставилась на Мишку, пытаясь определить, на кого он похож.
– Кацапов я, Михаил, – назвал себя Мишка.
– Кацапов? Это что же, сын Александра Степановича?
– Так точно, – вырвалось у него по привычке. – Вы знаете моего отца?
– Как мне его не знать, коли я вместе с ним на Стрелке по соседству жила, и робили мы с твоим отцом в одной конторе, в сплавной, – сказала пожилая женщина и тяжело вздохнула. – Лихие времена тогда были. У него не было крыши над головой, так он жил прямо в своей мастерской. Вместо штор на окнах висели брезентовые штаны сплавщика и кусок рваного одеяла посредине. Он ими и прикрывался от любопытных глаз. Потом, когда уже сошёлся с твоей мамкой, ему казённый дом выделили. Гол, как сокол был, но гордый: ни у кого ничего не одалживал. А руки у него золотые. Всё умел делать. Смастерить чё-нибудь, аль починить – никогда никому не отказывал. Начальство ценило его. Как он сейчас-то: жив-здоров? Робит по сей день, али на пенсии сидит?
