– Помогите! – распахнула окно и начала кричать, находящимся на улице людям.– Пожалуйста, спасите! Помогите! Насилуют! Позвоните папе, умоляю!!! На помощь!
– Нарминэ, зря кричишь, – его лицо озарила похотливая улыбка. – Тебя никто не спасет, кроме меня.
Я отпрянула от окна к плите, справа от которой находились столовые приборы. Схватив нож я сказала:
– Не подходи! – протянув нож вперед произнесла я.
– Ха-ха, – дядя рассмеялся открыв рот на всю и опрокинув её назад. – Не смеши, я же знаю, что ты не можешь поднять руку на животное, не то, что человека.
– На животное не могу, а на такую нечесть, как ты… – я замахнулась ножом в его сторону и задела плечо. Он закричал и оскорбил меня непристойным словом, а после набросился на меня вновь, я пыталась бежать. На его плече была небольшая царапина из-за моего замах. Я кричала, что есть силы, во все горло, прося и моля о помощи. Он ударил меня со всей силы и я упала, отползала назад, несмотря на то, что позади был тупик. Он набросился на меня и начал поднимать юбку моей паранджи. Я отбивалась ногами, била руками, кричала, но все тщетно. Он был сильнее меня, но я не желала так просто сдаваться и билась ногами, мешая ему сделать задуманное. Я боролась и дралась за свою честь – не желая опозорить отца. Но он был сильнее меня и только чудо могло спасти меня. Я молилась молча всем богам, которых изучала в школе, просила Майрик и Аллаха о помощи. Он разорвал на мне мою майку и содрал с меня мою длинную в пол юбку. Я оставалась в одном белье, которое дядя яростно пытался сорвать с меня, оголяя мое невинное тело. Я отбивалась, как могла в то время, как он говорил:
– Не нужно, Нарминэ и я буду с тобой нежен. Давай же, не сопротивляйся, посмотрим первый ли я у тебя… – он улыбался своей изощренной улыбкой, обнажив белоснежные зубы. В этот момент дверь в квартиру открылась.
«Неужели, кто—то услышал мои крики…» – подумала я, но радоваться было совершенно рано. Дверь открылась и в дом вошёл отец. Услышав его дядя сразу же повалил меня на себя, так что я была над ним и начал визжать:
– Нет, Нарминэ, что ты делаешь! Ты моя племянница, мы же не можем…
– Что здесь происходит?! – папа смотрел на эту картину с шокированными глазами. Он покраснел хуже помидора и резко начал бледнеть схватившись за сердце. Достал из кармана брюк свое лекарство и выпив пару таблеток, принялся разбираться.
– Она полезла на меня, как только ты ушел, – начал врать дядя. – Я еле как мог, отбивался от неё, при этом пытаясь не причинить ей боли – племянница все ж таки. Не смотря на мое зареванное лицо, на мои молящие глаза, пытающие сказать, что это ложь – зверски избил меня. Но больше меня ранили не физическая боль причиненная им, сколько моральная за то, что он не верит мне. Хотя, что я могу сказать? из-за криков, пока я отбивалась, я потеряла голос и не могла говорить. Лишь жалостливо смотрела на отца и пищала – это было единственное, что я могла сделать. Из моих глаз лились слезы ручьём, до такой степени, что глаза начали ужасно болеть. Но отец не остановился на этом, он бил меня и бил, пока я не потеряла сознание. А очнулась я из-за того, что к побоям присоединился дядя. Соседи вызвали милицию, но дядя сопроводил их, говоря, что ничего не происходит: – «воспитательные меры, дурь выбиваем из головы юной девочки». Милиция ушла, оставив их. Я потеряла счет во времени и не знаю, сколько часов, минут они били меня. Но то, что было после я запомнила на всю жизнь, как и этот день.
