– Дядя.
– Севак? – удивился седовласый мужчина и резко встал со стула. – Что ты здесь делаешь? Где мама?
– Нарминэ плохо стало – ноги отказали, и… – Севак хотел договорить, но погасшая лампочка и звук открывающейся двери заставили его замолчать. Обернувшись, он посмотрел на усталого и грустного врача, который выходил из реанимационной. На вид ему было лет шестьдесят, а то и старше.
Но это лишь на вид.
– Мне очень жаль, – протянул врач, опустив свой взгляд. В который раз ему приходится сообщать о смерти, но каждый раз это было неимоверно трудно и тяжело. – Мы сделали все, что могли.
– Что? – произнес папа, его глаза наполнились слезами. Он воспитывал Тиграна, Лилит, Каринэ и меня. Видел нас всех с самых пленок и был крестным отцом Тиграна. Севак стоял в стороне и шокировано сверлил взглядом белый кафель. Неправда, что мужчины не плачут – они тоже плачут. Особенно, когда теряют самых близких сердцу людей. Телефон зазвонил.
– Да, – твёрдо ответил он, все ещё пребывая в шоке. Но то, что он услышал после, заставило его поседеть на все волосы, какие у него только были. В этот вечер я стала «временным» инвалидом. Лишилась двоюродного брата, который был как старший, родной брат и потеряла старшую двоюродную сестру – Каринэ. Спустя год смерти Лилит и тети, я думала, что трудности оставили нас позади, но я глубочайше ошибалась. Ведь все только начинается…
Дядя вместе с Айлин тем временем пребывали в госпитале, их ожоги были ужасны. Особенно дяди, если девушка, можно сказать «обошлась», то дядя получил сполна.
___
¹ Мшош – армянская закуска—салат с чечевицей с добавлением кураги и грецкого ореха. Подается с зеленью.
Женгялов—хац – хлебная лепешка с начинкой из мелко нарезанной зелени. Это блюдо пришло из Нагорного Карабаха и в идеале должны использоваться дикие травы. Но пойдут и огородные щавель, кинза, петрушка. укроп, свекольная ботва, шпинат.
7. Давай начнем все сначала?
– Им луйснес, – папа зашёл в комнату, держа в руках поднос. – Как ты?
Я лежала, молча уставившись в потолок. Сердце разрывалось изнутри, чувствовалась внутренняя невыносимая боль, от которой хотелось кричать и рычать.
«Аствац, за что Ты так со мной? За, что ты забрал у меня сестер и брата? Почему?» – я начала очень часто разговаривать мысленно с Ним, но ответа никакого не следовало.
– Им луйнес, – папа сел на край моей кровати и поставил еду на тумбочку. – Нарминэ, дочка, перестань грустить. Все будет хорошо. – Он погладил меня по ноге.
