Варшава появилась не сразу. Вначале, беленые дома предместий пришли на смену деревенским хатам, опасливо поглядывавшим на шоссе сквозь голые тополя. Потом предместья закончились и начались бесконечные железнодорожные пути с редкими пока следами бомбежек. Наконец, наш автомобиль прогрохотал по рельсам железнодорожного переезда и въехал в город. Я где-то читал, что до этой войны Варшава была полна жизни и спорила с Парижем и Веной за звание самого веселого города Европы. Но сейчас город был мрачен и сер как одежда познаньского гестаповца. Варшава задержала дыхание, затаилась, выжидала. Вот кончится эта неправильная война, исчезнут чужие мундиры, не будет слышен резкий, чуждый говор, думала она, и я стану прежней, веселой и беззаботной "Пани Варшавой". Она еще не знает, что такие войны не проходят бесследно и прежний город не вернется уже никогда. Варшава еще долго будет залечивать раны, и видимые и невидимые. У нас, у людей, бывает так, что струпья на месте старых ран зудят так, что ногтями срываешь засохшую корку и новая рана сменяет старую и снова течет кровь. Так бывает и с городами и так будет с Варшавой. На месте разрушенных в ходе двух восстаний доходных домов в стиле арт-нуво поднимутся безликие советские пятиэтажки и это тоже станет раной на теле города. Пройдут десятилетия и видимые раны наконец исчезнут, залечатся зеленью тополей, изящными строениями из стекла и бетона и реставрированными старыми дворцами. Но невидимые раны останутся. Поэтому, некоторые туристы постарше сбегают из Старого Города, сбегают из заросшего пятиэтажками Гетто. Они идут быстрым шагом в парк Лазенки и там, наконец, дают волю спертому дыханию, наполняя легкие кислородом, которого так не хватает в местах боев и предательств. Меня возили в Варшаву мальчишкой-старшеклассником, но я тоже чувствовал это там, в душной, давящей атмосфере бывшего Гетто. Мне никак не удавалось вдохнуть воздух полной грудью, кислород не поступал в легкие и мутилось в голове. Я сбежал оттуда, не дослушав ровный, безэмоциональный рассказ гида и потом еще долго сидел на парковой скамейке, разевая рот как вытащенный на берег карась.
Карты у нас не было, да и быть не могло, а я не узнавал ничего в старой Варшаве, поэтому дорогу в Гетто пришлось выяснять на очередном блокпосту. Молодой жандарм объяснил что-то Карстену, сидевшему за рулем и с улыбкой махнул рукой вперед. Из соседней улицы выскочили трамвайные пути и колеса нашего "Опеля" загрохотали по рельсам. Показался очередной блокпост. Юрген вышел узнать дорогу, а когда он вернулся, поговорив с охранниками, лицо его выглядело растерянным.
