Камень тяжел, очень тяжел, а прочный, плотный камень безумно тяжел, но этот материал был вырезан так тонко, что казался прозрачным, а вся конструкция – ажурной и легкой. И что это был за минерал, сохраняющий твердость после такой обработки? Ведь любой тонкий камень легко крошится. Казалось, коснись пальцем этой вязи и она треснет, продавится внутрь и сомнется. Но штурмбаннфюрер развеял мои сомнения.
– Наверное этот аппарат кажется вам непрочным – усмехнулся он – Смотрите!
Повторив, как мне показалось то же самое по немецки, он ударил носком сапога по каменному кружеву. Мне показалось на миг, что он ударил меня и я перестал дышать, страшась услышать мерзкий треск, а Двора пронзительно вскрикнула, как от боли. Но загадочный материал виманы выдержал подлый удар не издав ни звука. И все же этот удар был кощунством, подлым пинком в тело неземной красоты. Но обижаться на Шарканчи было неразумно и, главное, бесполезно.
Что это за материал? Нечто подобное я видел в Лас Вегасе, когда забрел на импровизированный базар индейцев Мохаве из недалекой резервации. Мне приглянулись музыкальные подвески из тонких-тонких пластинок салатового цвета, настолько тонких, что сквозь них просвечивало белое солнце Невады. Они звенели на ветру тонко и загадочно и мне захотелось привезти в мою Нетанию эти чудесные звуки, где наше средиземноморское солнце будет подсвечивать чудную музыку подвесок, садясь вечером в море. Но во время перелета неосторожный сосед уронил мой рюкзак с багажной полки и подвески звякнули в последний раз где-то над Атлантикой. Вимана была сделана из такого-же нежно-зеленого минерала, но значительно более прочного.
Завороженно глядя на аппарат я начал обходить его. Машина представляла собой медленно сужающийся усеченный конус диаметром метра в три, достаточно высокий для того, чтобы снизу не было видно его верхушки. А ведь именно там должен был, по идее, располагаться кокпит – кабина пилотов. В одном месте корпуса были углубления, настолько органично вписанные в него, что я подумал было, что это часть узора. Но нет, то были ступеньки, ведущие вверх. Даже не оглянувшись на Шарканчи, я полез наверх. Юрген что-то предупреждающе крикнул, но штандартенфюрер пробормотал нечто успокаивающее. Во всяком случае, выстрела не последовало. Наверху действительно оказался кокпит, но какой? Узоры корпуса сменились на иные, совсем другие и сам кокпит более всего напоминал беседку, увитую, вместо виноградной лозы, каменными узорами. Переплетения каменных ветвей шли так плотно, что могли, казалось, защитить от встречного ветра, хотя каким-то образом оставляли круговой обзор.
