Что-то внутри и снаружи горело, что-то расплывалось, куда-то просачивалось, отправляясь со звоном и скрежетом в мусорную корзину.
Пепел недавних событий струился по ветру времени, оседал в параллельной Вселенной, превращаясь в его неприкаянной жизни в не очень приятные воспоминания.
Прошлое – нормальное, обычное, как у всех прошлое, невыносимо раздражало нахальным бесстыдством: Веньке казалось, что там, в нём он был непомерно счастлив.
В один миг… (разве в один?) семейная идиллия (была ли она?) расплавилась, осыпалась брызгами отвратительных знаний, пролилась ядовитым дождём измены, отравила замечательный гостеприимный мирок, погасила жаркий очаг, унесла в неизвестные дали тепло и нежность отношений.
Проходили недели, месяцы невыносимого одиночества.
Казалось, что годы.
Венька не был одинок, с ним остались двое детей.
Если бы не они…
Дети, это дети, самим своим существованием они несут радость, но они всего лишь дети.
Венька – человек сугубо семейный, он родился таким.
Представьте, что некие люди пришли и предъявили претензии на крышу в вашем доме, пол или стену. Стоят, нагло усмехаются, тычут в нос документом, где чёрным по белому со штампами и подписями означено: не твоё, отдай.
Собственно Веньку никто не спрашивал. Сначала жену брали в аренду на вечер, потом на сутки.
Лиза умело находила отговорки, в близости не отказывала, но помаленьку отдалялась.
Венька догадывался, чувствовал: что-то не так. Но точно не знал.
Необоснованно предъявлять претензии не хотел, не мог. Да и не верил в то, что женщина, с которой прошёл огонь, воду и медные трубы может так поступать.
Ей двойная жизнь нравилась. Точнее, Лиза тащилась от той, второй, тайной.
Женщина была весела и жизнерадостна вне квартиры, задумчива и молчалива в присутствии домашних, объясняя такое несоответствие элегантной латинской фразой “Modus vivendi”.
Модус так модус, думал Вениамин и готовил ужины после работы. Затем стирал, прибирался, проверял уроки у детей, между делом одним глазком поглядывая в телевизор, а потом ложился спать.
Веньке приходилось рано вставать на работу, поэтому распорядок дня он выдерживал строго.
Лиза, пока муж хлопотал по хозяйству, читала книжку, уютно устроившись в кресле, искоса поглядывая на часы.
Укладывать мужа спать она старалась не забывать. Ритуал соблазнения занимал минут тридцать. Дальше – полная свобода.
Венька после любовного поединка засыпал мгновенно, а её ждали.
О Лизкиных похождениях знали все, в том числе друзья и дети, которых она ловко дурачила, покупала мелкими уступками, подарками, или умело пугала.
