Я знал, что к платью, в которое была одета Лиза, со спины был пришит поясок, который Лиза завязывала в узел на талии впереди себя. Сгребая платье в гармошку, я опасался, если пояс этот окажется завязанным, то из попытки ничего не получится, так как я сам ни за что на свете не осмелился бы его развязать. Но поясок этот, к счастью, был не завязан, его оба конца висели по бокам, и я, продолжая движение руками, легко снял платье вместе с комбинацией с гибкого Лизиного тела. Лиза же, полуобнаженная, оставшаяся только в трусиках и в бюстгальтере, подбежала к стене, подняла глаза к тому месту, где не так давно висело распятие Христа, которое было снято по моей просьбе, стала беззвучно шептать слова молитвы, часто повторяя имя Святой Марии. Она, как и большинство жителей Хейероде, не была набожной, хотя и была крещеной и изредка ходила в церковь, а сейчас в самый ответственный момент своей жизни, обратилась к Святой Деве Марии за помощью, за советом, за поддержкой, внутренне готовя себя к свершению этого неотвратимого акта. Несмотря на то, что я сам горел как в огне и с трудом соображал, что делал, однако я воочию видел стройные оголенные ноги Лизы, ее изящное, холеное, не тронутое нуждой юное тело, ее округлые девичьи плечи и, самое главное, тонкий, словно высеченный из мрамора, профиль лица, освещенного отблеском затухающей зари. Я видел это бесценное сокровище своими собственными глазами и не мог поверить, что все оно, без остатка принадлежит мне! Мне одному! Совсем недавно я видел только смерть, разрушения, жестокость, боль и нечеловеческие страдания людей. Совсем недавно от жизни я не ждал ничего хорошего: ни счастья, ни радости, ни спокойствия, а имел скромное желание прожить на белом свете еще один лишний день или получить из дома долгожданную весточку. И вдруг, и вдруг… на мою беззащитную голову нежданно-негаданно свалилось такое огромное Счастье, которое не могло присниться мне даже в самом фантастическом сне. Все это было так велико и возвышенно, что, казалось, не могло быть правдой. И все-таки это был не сон, не мираж, а самая настоящая реальность, голая явь и правда.
Я не спеша подошел к Лизе, взял ее за талию, повернул к себе, и она тотчас прильнула ко мне всем своим трепетным телом, и наши губы слились в продолжительный, торжественный поцелуй, поцелуй – предшественник великого события! Оторвавшись друг от друга на мгновение только для того, чтобы сделать один-два вздоха, мы снова слились в божественном, другого слова я не смог подобрать, поцелуе. Мы целовались долго и много, на этот раз зажигающе и страстно возбуждая в себе еще новые, неведомые чувства. В промежутках между поцелуями Лиза шептала теперь совсем другое имя, мое имя “Wanilein, mein Wanilein!"
