Кирилл произнёс это в своей обычной заискивающей манере, исподволь, снизу вверх, заглядывая Иоанну в лицо и таким удушливым, пресыщено сладким тоном, что скулы сводило. Словно сунули под нос гниющую пряность.
– Опять он затянул гугнивую бубню, – Лика закатила глаза и, в поисках поддержки, посмотрела на брата. Сашка вперил в диакона нахмуренный взгляд и невольно напрягся. Он так сильно стиснул зубы, что послышался скрежет. Лика тронула его за плечо: – Саш?
– Ничего, идем.
Тем же вечером Лика спустилась в подвал подыскать багет для неопалимой купины. Войдя в тёмное помещение хранилища, она услышала лёгкий шорох. Лика остолбенела, мурашки ужаса стянули кожу на шее и спине – вдруг это крыса? Крупная буровато-серая крыса с голым хвостом! Шорох повторился, стал даже громче. Наверняка, зверюга перебирает лысыми лапками старые монашеские манускрипты, чтоб сожрать их в своей норе. Лика сделала короткий шаг на стомых ногах. Звук затих – крыса почуяла угрозу. Если пошуметь она убежит или набросится? Наверняка набросится, проклятое отродье. Лика заставила себя заглянуть за стеллаж и напряжение отступило. Это не крыса! Это диакон.
– Что ты делаешь здесь? – она старалась напустить возмущения в голос.
– Я ээ… – Кирилл мямлил, как всегда, вид у него был зашеренный, будто Лика засекла его за преступлением. Странный, голодный взгляд заметался по углам – это раздражало.
– Хочешь сам найти раму? – Лика уперла кулаки в бедра, для пущей строгости, – Не утруждайся. А лучше сгинь, справлюсь без тебя, зараза.
Не говоря ни слова, Кирилл прошмыгнул прочь. Лика хотела полелеять злость на диакон, но облегчение от того, что в подвале нет крыс тёплым покровом расползлось внутри, вытесняя прочие глупости. Поиски оказались тщетны, подходящая рамка так и не нашлась. До времени Лика спрятала икону у себя, может получится как-нибудь заклеить.
Было как-то неспокойно. Тошно. Не до школы. Но Богдан не собирался идти в лес. Хоть все его мысли занимала Травница, Богдан ни за что больше не пойдет к ней. Ни под каким предлогом. Так он уверял себя, когда, свернув с дороги в школу, пошагал к реке. Он искренне надеялся, что переболеет Травницей и вскоре выбросит всякие мысли о ней из головы. И даже теперь, когда ноги сами принесли его к хижине за ручьем, Богдан искренне полагал, что лишь прогуливает школу, но никак не собирается высматривать Травницу опять. Он бродил по лесу кругами рядом с домом. Один прогул не повредит, вызовет вопросы, да, но большой роли не сыграет. К тому же сосредоточиться на уроках сейчас никак невозможно, лучше посвятить время своим мыслям, уладить их, привести в порядок разбросанные чувства, развеять домыслы, остудить встревоженное нутро. Ещё и Андрея нет рядом. Богдан ощущал нечто сложносочиненное, двояковыпуклое, нечто неоднозначное в связи с пробегом брата. Как он мог так поступить? Пройдоха, изнеженный баловень! Сбежать именно сейчас, когда он так нужен здесь, оставить Богдана наедине со столь деликатным, трепещущим делом. Когда Андрей попадал в передряги, Богдан всегда был рядом с ним, проблема становилась общей, её обдумывали, обмусоливали, обговаривали лёжа в постелях перед сном и находили выход. Чтобы ни свалилось на плечи Андрея, Богдан тут же был готов разделить участь брата. Теперь же Андрей улизнул. Оставил Богдана наедине с гнетущими мыслями, позволив тревоге вольно взрастать на благодатный почве одиночества. Богдана сильно задело исчезновение брата, он чувствовал себя покинутым, униженным, преданным. Интересно, где Андрей? Не хотелось думать, что он в беде, очень не хотелось, но мысли так и лезли в голову. В самом деле, Андрей сбежал из дома в такой промозглый холод и воображения не хватало сколько всего с ним может приключиться, а Богдан на выдумку силен. Впрочем, с ним этот выжига Герасимов. Герасимов ушлый хват, может и не пропадут. Почти наверняка это дурная идея с побегом принадлежит Мишке, хотя… Если окажется, что Андрей сам все придумал, Богдан не удивится – Андрей изменился в последнее время, раньше был просто дерганым, а теперь стал еще и мятежным.
