— Прости, — сказал Фуюко, все еще кланяясь. — Я тебя не помню.
Сколько ему сказать? Сколько он знал? Глупые вопросы, и Нацуко их не обдумывала. Он думал, пытался понять ситуацию задолго до того, как бороться. Она всегда была импульсивной, забредала по колено, а потом замирала и думала.
— Потому что бог войны забрал твои воспоминания, — Нацуко запрыгнула на парту, бумага и уголь упали на пол. — Он — мерзавец, и мы его ненавидим.
— Да? — Фуюко выпрямился, скривился от бардака, который устроила Нацуко. Он стал быстро поднимать упавшие предметы, хотя не мог найти кусочек угля. Тот кусочек был потерян.
— Да! — сказала Нацуко. — Ты больше меня.
— Почему?
— Потому что он создает войну, глупая. А война делает сирот. А ты ненавидишь сирот. Нет, не так. Ты любишь сирот. Но тебе не нравится, что сироты есть.
Фуюко кивнул.
— У всех должны быть родители. У меня… у нас есть родители?
Нацуко глубоко вдохнула и сделала паузу. Этот вопрос был сложнее, чем он знал. Может, стоило держаться основ.
— Нет, — она покачала головой.
— О. Так мы сироты?
— Да.
Фуюко кивнул, закончил убирать и вернулся к своему столу. Он сел и провел ладонью по книге на столе, глядя на Нацуко.
— Я когда-нибудь вспомню?
Улыбка Нацуко пропала, она подавляла волну горя. Та грозила смыть ее невинность, оставив ее старухой, а она не хотела, чтобы Фуюко видел это. Он должен был видеть в ней свою сестру, юную и беспечную.
— Нет, — она покачала головой, чтобы слезы улетели. — Вряд ли. Придется сделать новые воспоминания.
— С тобой?
— Конечно!
Фуюко улыбнулся. Он редко улыбался, и это разбивало сердце Нацуко.
— Так ты останешься? — спросил он.
* * *
Когда Нацуко пришла в здание, где Ю пила чай с врагом, ее юность пропала. Она снова была старухой. Ее кожа была в морщинах, волосы стали серыми, как зимнее небо. Фуюко не хотел возвращаться в Тяньмэнь. Он не понимал. Он был артефактом, ее артефактом, и она нуждалась в нем, чтобы одолеть Бату, свергнуть бога войны. Он не помнил, что это был его план. Они выбрали ее для состязания, потому что она подходила лучше, но план был его.
Она остановилась у двери и ждала, слушала через щель.
— Прости, — сказала тихо и хрипло Ю.
— Не за что извиняться, — сказала другая женщина, Янмей. — Не думай, что это закончилось. Ты приняла это, но нужны не только слезы, чтобы смыть раны.
Раны? Они сразились? Нацуко распахнула дверь, испугав женщин, и ворвалась. Ю была спиной к двери, быстро вытерла лицо рукавами с заплатами. Янмей встала, глядя на Нацуко бесстрастно. Комната не выглядела как эпицентр боя.
