.
Лали-наан-Шадиш дочитала загадку, отложила книгу и сказала, разочарованно морща носик:
— И вправду вряд ли это возможно решить…
Дамы потихоньку занялись своими делами, искоса поглядывая на госпожу. Бурруджун вновь положила голову на сложенные руки и задумалась.
— Это очень легкая задача, — вдруг сказала она. — Я знаю, кто из них живет в городе, а кто владелец собаки. В уме ее решить труднее, а если все записать, то…
Она обвела всех глазами и вздохнула.
— Подайте бумагу и тушь. В этой загадке нужно обратить внимание на все перечисленные мелочи.
Бурруджун привычным движением подвернула шелковые волны рукавов и скрепила их серебряными зажимами. Когда перед ней разложили письменные принадлежности — а одна из дам снова взялась поправлять ее прическу, стараясь быть настолько незаметной, что это бросалось в глаза еще больше, — прекрасная госпожа точными и уверенными жестами набросала на листе имена героев загадки и быстро расставила по местам все перечисленные признаки, так что спустя несколько минут дамы убедились, что госпожа была права.
Мона-дар-Ушшада села рядом с госпожой, заглядывая ей через плечо.
— В самом деле, — признала она, — это довольно просто. Но, госпожа, сколько уже раз я вам указывала на то, как вы пишете? Это не подобает женщине, ее почерк должен быть более изящный и ровный. К тому же, что за спешка? Движения рук должны быть медленными. Напишите "Только тот, кто трудится, уважаем людьми" три дюжины раз.
— О нет, Мона, — взмолилась Бурруджун. — Неужели это сейчас необходимо?
— Да, — сурово отозвалась старшая дама. — Пишите, а я буду наблюдать. Впрочем, загадки можно продолжать читать, — милостиво позволила она.
Лали-наан-Шадиш сочувственно покосилась на госпожу и перелистнула несколько страниц назад, надеясь, что наткнется на что-нибудь попроще.
— О, тут и с картинками есть, — оживленно воскликнула она.
Наступления ночи никто не заметил, прислужницы тихо меняли прогоравшие светильники, не беспокоя увлеченных дам, и, когда в покоях появился дворцовый распорядитель, чтобы объявить о приходе правителя Шашатаны, дамы не сразу обратили на него внимание.
Музыкальные инструменты были забыты, столики завалены бумагой, испещренной странными чертежами и знаками, дамы, сдвинув головы, изучали очередную загадку, споря о чем-то. Мона-дар-Ушшада, временами приструнивая разошедшихся дам, сидела подле прекрасной госпожи, орлиным взором приглядывая за ней. Сама Бурруджун, выпрямившись со стоическим выражением лица, исписывала третий по счету лист бумаги.
