), и чего ни язык выразить, ни перо никакое описать не способно. Между тем вдова, памятуя об обещании, подошла к деве, которая, размяв грудь, испустила такое обилие молока, что вдова, трижды припав устами, насытилась и много дней провела, не имея желания есть. И если бы дева не повелела ей есть, она легко отказалась бы от телесной пищи.
После сего Лидвина ещё два или три года воспринимала в созерцании такую же благодать и видение [о наполнении молоком] святой груди своей, но поскольку в установленный час не было рядом ни единого свидетеля, то никто и не вкусил дарованной благодати. Так да славится же Христос, рождённый от Девы, Который в наши времена с помощью болящей девы явил изумительные некие чудеса, дабы деяниями укрепить веру в людях (fidem credentium).
ГЛАВА V. О КИПАРИСОВОЙ ПАЛОЧКЕ, КОТОРУЮ АНГЕЛ ПРИНЁС ЕЙ ИЗ РАЯ
Во время болезни была у сей девы палочка из конопляного стебля, которой она пользовалась, чтобы отодвигать и задвигать занавески над кроватью; и ею же она обычно стучала, когда нужно было позвать кого-нибудь из семьи. Случилось же по причине городского пожара так, что из-за надвигавшегося бедствия вокруг её постели поднялась большая суета, и пока вещи носили туда-обратно, та палочка тоже пропала, и где она осталась, деве было неведомо. Позднее же, ночью в канун памяти св. Аполлинария, епископа и мученика (до 1969 г. – 23 июля), когда дева из-за горячего зноя едва могла перевести дух, она поискала палочку, чтобы отодвинуть завесу, и не нашла. И, огорчённая сим, она много скорбела, что ни сама себе помочь не может, ни другого кого нет рядом, кто пособил бы. И тут вдруг явившийся ангел Господень утешил её в горести, пообещав принести ей взамен другую палочку, получше. И без промедления, едва немного прошёл приступ лихорадки, ангел, как она заметила, легонько положил ей на грудь некий прут длиной приблизительно в локоть и ушёл. Протянув руку, она взяла его, но оценила его в общем-то невысоко, ибо на вид он был крив и вследствие плотности тяжёл (потерянная палочка была куда легче), поднимать его и двигать им ей будет трудно. Впрочем, промолчав об этом, она безмолвно сказала себе самой: «Теперь-то я вполне успокоилась?» Что ж, однако, было ей делать; она ведь не знала ещё о достоинстве сего прута. Ввиду этого она попросила о. Иоанна, духовника своего, отнести прут к плотнику с просьбой обстругать рубанком оный прут по наугольнику. Итак, священник зашёл в дом некоего бочара, который едва сохранил один рубанок из всех орудий, пригодных для сего труда; прочие сгорели прежде – при городском пожаре. Когда же принялся он стругать прут и изрядно сильно заглубил в него рубанок, таким повеяло оттуда сладостным благоуханием и столь приглядное обнаружилось внутри нечто наподобие воска, что, хотя снаружи [палочка] казалась безобразной, он без сомнения заявил, что это кипарис. Чему оба равно удивившись (ибо священник не счёл возможным рассказать плотнику, что сие был за прут и откуда он взялся у девы), они стали наперегонки собирать щепки и опилки. Затем священник по настоянию плотника отправился с неотёсанным прутом к другому, более искусному ремесленнику, чтобы тот более подобающим образом обтесал (conquadraret) его по отвесу. Но, когда они наедине с удивлением обнаружили такое же благоухание и цвет неведомой древесины да подобрали из благоговения перед необычайностью [сего явления] упавшие стружки, изумлённый священник не посмел более просить обстругивать прут, а поспешил вернуть его деве. Когда же он стал расспрашивать её, как он попал к ней и каково его происхождение, она не знала, что сообщить о его природе (quidditatem), однако поведала священнику о том, каким образом получила его.
