Иногда геодезист передвигался на трёх точках опоры, на руках и на одной коленке, и боль в боку при таком передвижении становилась терпимой. Руки глубоко проваливались в снег и мёрзли. Пришлось изорвать плащ, намотать на руки и двигаться.
При воспоминании о нападении медведя начальник партии мгновенно оглядывался и появлялись силы для ускорения движения, но вскоре всё угасало. Даже многодневный голод уходил на второй план.
Мороз усиливался, ночное небо, усыпанное звёздами, стало ясным, появилась луна. Только теперь начальник партии обнаружил, что на тропе исчезли свежие следы Юры Чекулаева, по которым они шли вместе с рабочим, но давние углубления следов Васильева и Орехова легко улавливались, особенно при передвижении ползком, когда глаза находились совсем близко, утыкаясь в снег. Преодолевая замёрзший ручей, первопроходец вдруг заметил, что на тропе появились более свежие следы кирзовых сапог, значит кто-то проходил после ухода геодезистов, ушедших на армейскую службу. Начальник партии оживился, приняв эти следы за охотничьи, с надеждой встретить на пути охотников. Тем более, наступил в таёжных угодьях самый наилучший период охоты на соболя и на белку. Долго всматривался в крутые берега небольшого ручья, пытаясь увидеть охотничью избушку, но никаких признаков присутствия охотников увидеть не удалось. Ночная тайга погрузилась в тишину.
В какой-то момент послышались в стороне от тропы шорохи, геодезист вздрогнул, от испуга поднялись на голове волосы. Начальнику партии показалось, что появился медведь, он вспомнил, что у него имеются спички в непромокаемой упаковке. Вытащил клочок ваты из дырявого ватника и зажёг, затем расковырял ещё клок. Тлеющий запах волокнистой ваты распространился по всему урочищу. Из полевой сумки начальник партии достал журнал геодезических измерений, вырвал несколько страниц и стал их поджигать. На тропе горел маленький костёрчик, в лесу вновь наступила тишина, иногда потрескивали деревья от усиливающегося мороза. Захотелось спать. Ноющая боль в бедре не давала покоя. При освещении бумажного костра начальник партии рассмотрел разодранное бедро и бок с рваными краями от медвежьих когтистых лап и завязал длинной лентой, оторванной от нижней части своей рубашки. Боль, голод и сон склонили первопроходца уснуть. Усевшись на кусок плаща у ствола лиственницы, он стал засыпать, но какое-то внутреннее чувство его отдёрнуло от смерти.
Пересилив боль, голод и сон, искалеченный геодезист упёрся на руки и пополз к тоненькой сосёнке, сломил её, очистил ножом сучья и сделал себе длинную трость. Вцепившись обеими руками в палку, он вновь начал отсчитывать шаги, палка протыкала снег до самой земли, но продвижение ускорилось, хотя разодранная рана не давала покоя. Ночь оказалась очень длинной и морозной. Много раз за ночь бедолага отчаивался, хотел уснуть у очередного ствола, даже однажды обнаружил в стороне от тропы раскидистую ель, под которой не было снега, кое-как устоял от такого заманчивого соблазна. Часто терял всякую надежду добраться до деревни, но через некоторое время вновь мобилизовывал себя, заставлял скорее добраться до деревни и отправить охотников, чтобы они с собаками пошли ко второму ручью, ведь рабочий, наверняка, сидит на вершине дерева, а около ствола бродит медведь. Дело в том, что рабочий владел виртуозным мастерством по лазанию на деревьях, он молниеносно залезал на любое дерево. Медведь не сможет так проворно залезть на дерево, тем более на самую вершину топтыгину никогда не подняться. После таких раздумий начальник партии вновь продолжал двигаться, поочередно, при усилении боли, передвигался ползком. Метр за метром приближался к деревне.
